Верни моего сына - Тата Златова

— Конечно, я все понимаю.

В горле пересохло, пальцы задрожали и пульс участился. Медленно выдохнула, собираясь с силами. Поймала подбадривающий взгляд Матвея и распрямила плечи. Нужно рассказать, несмотря на боль. От этого зависит их с Лешкой будущее.

Начала тихо-тихо, потому что, как ей казалось, приглушенный голос не так сильно выдавал волнение. В ладонях откуда-то взялась салфетка, и все время, пока рассказывала, мяла и теребила ее. Ева слушала молча, только задумчиво постукивала зажигалкой по столешнице и периодически делала пометки в блокноте. К концу рассказа она немного вспотела, Лера заметила, как нервно она вытерла испарину со лба. Вероятно, история задела ее за живое. Девушка хмурилась всякий раз, когда слышала имя Амелии и время от времени смотрела на Матвея, качая головой.

— Вот же бессердечное создание! И этот Илья — удод бесхвостый! — выругалась она и спохватилась: — Извиняюсь, меня просто захлестывают эмоции. Редко так задевают чужие истории, но ваша прямо за сердце взяла. Матвей, ну а ты! — напустилась на брата. — Как ты мог жениться на такой змее? Она тебя небось ободрала как липку!

Матвей начал теребить карандаш, который выхватил из подставки.

— Так и есть. Это мое наказание за дурость.

— М-да, весь в отца, я не удивляюсь, — не удержавшись, поддела Ева. Положив руки поверх блокнота, переплела пальцы. Посмотрела на Леру и сказала: — Я постараюсь найти как можно больше информации о вашей сестре, нужно понять, чем она занималась все эти годы, пока строила из себя без вести пропавшую. Ну, конечно, не считая того, что грабила моего братца.

— Эй, — насупил он брови.

— А что, неправда? Сколько она у тебя отсудила?

Матвей прищурился и сломал карандаш.

— Ты что творишь?! Вообще-то он казенный! — отобрала у него половинку. — Можешь не отвечать, я все равно узнаю. Если понадобится вызволять тебя из лап этой фурии, так и быть, я согласна помочь. И даже сделаю скидку, — она подмигнула ему и пригладила волосы. — Правда, только пять процентов.

— Спасибо, дорогая, но я как-нибудь сам.

— Ну-ну, — откинулась она на спинку кресла и прикусила кончик карандаша. Вернее, его половинку. — Твое «как-нибудь» звучит не очень убедительно. Впрочем, думаю, госпоже Никольской сейчас будет не до тебя. Ее ждут крупные неприятности, гарантирую. Или я не Ева Ершова!

Уходить с плохим настроением от этой дамы было просто невозможно. Их с братом диалог в конце концов перерос в жаркую полемику и все закончилось тем, что Матвей получил массивной папкой по голове, а Ева отделалась вторым сломанным карандашом. Параллельно она успела задать парочку вопросов и прояснить те детали, о которых Лера ей не рассказала. В общем и целом, у нее осталось хорошее впечатление от встречи. Несмотря на неформальную беседу, Ева вела себя довольно уверенно и профессионально, было видно, что знает свое дело, так что на сердце стало чуть легче.

Удивительно, как эти двое могли так долго друг друга игнорировать. Они же созданы друг для друга, идеальные брат и сестра! Ева направляет Матвея «на путь истинный», а он, в свою очередь, остужает ее пыл. Радовало, что под конец разговора они все-таки обменялись номерами телефонов. Есть надежда, что помирятся и начнут общаться.

Ехала в салоне и невольно улыбалась. Как было созвучно сейчас ее настроение с природой. Лера потихоньку оживала, как деревья после зимней спячки, еще вчера такие безжизненные и понурые. Как же остро ощущались радость и волшебство, разлитые в воздухе. И синее небо, и аромат сирени, и солнечные пятна на листьях. А этот запах… Запах весны, запах мая, головокружение, и кровь по венам бежит быстрее. Хочется верить, надеяться, любить! Дышать полной грудью и предвкушать самую ценную встречу в жизни. Встречу со своим ребенком.

Когда подъехали к подъезду и Матвей заглушил мотор, спросила:

— А почему вы с Евой столько лет не общались? Даже не верится, что вы способны друг друга ненавидеть!

— Так сложилось. Она осталась с матерью, я — с отцом. Он с ними не общался, только периодически отправлял Еве фотографии, где он со мной на катке, на море, на футбольном поле… А она очень злилась и избавлялась от них. И как-то он написал ей, мол, раз уж я не смог стать для тебя хорошим отцом, то отдам всю свою любовь Матвею, а ты, дескать, извини. Ну а Ева, ей тогда лет двенадцать было, ответила: «Дядя, ты кто?» Вот так мы все друг друга и возненавидели.

— Да, грустная история, — протянула Лера. — Может, теперь наконец-то помиритесь? Все-таки столько времени прошло, вы повзрослели, многое пересмотрели… Надо дать друг другу шанс.

— Я не против. Надеюсь, она тоже, — с надеждой проговорил он.

Лера с грустью посмотрела на дверь подъезда. Так не хотелось возвращаться домой и слушать беспрестанные причитания матери. Но деваться некуда. Пока не разберется со всей этой ситуацией, никуда переезжать не будет.

Повернулась к Матвею и поспешила его поблагодарить:

— Спасибо тебе большое! Когда-то я пыталась бороться в одиночку с этой бедой, а теперь у меня есть ты и отличный адвокат. Спасибо, что подарил мне надежду.

— Ты так говоришь, будто прощаешься, — прошептал он и неожиданно взял ее руки в свои. — Все будет хорошо, Лера. Мы обязательно выиграем.

Она осознала, что расстояние между ними опасно сократилось. Внезапно Матвей оказался так близко, что закружилась голова, а сердце застучало как сумасшедшее. В его расширенных зрачках отразилось ее лицо, он обнял ее сильнее, будто не желал отпускать. От прикосновений плавилась кожа. Взгляд был таким горячим, что хотелось утонуть в этой огненной лаве, нырнуть в нее с головой и не сгореть.

— Давай попробуем начать все сначала? — прошептал он. Но Лера нашла в себе силы отстраниться и одернуть руки. Перед глазами пронеслись кадры из прошлого, где он сжимает ладонь Лии и тоже шепчет какие-то слова. Каждое воспоминание — как лезвие, режет глубоко и так ощутимо, что невозможно забыть.

Нет, нельзя поддаваться. Слишком больно. Слишком рано. И просто — слишком…

— Матвей, мне сейчас не до отношений. Я не могу быть счастливой, пока у Лешки другая мама.

Снова перед глазами возникла картина: Илья держит сына на руках, а Лия отталкивает ее и с торжествующей улыбкой спешит к кроватке. А в ушах звенит детский плач. Еще одно острое лезвие, вонзающееся в самое сердце…

Эти слова вылетают сами собой, только Лера не в силах оторвать взгляд. Все равно смотрит в глаза его черные, в эти обсидиановые зрачки, в которых столько всего непостижимого, глубокого, мощного, и чувствует, как снова теряет самообладание. Да, она сказала правду. Да, она не может быть счастливой, пока сын находится с Лией. Но где-то там, в глубине души, хочется любить и быть любимой, и чтобы рядом было сильное плечо, хочется знать, что она не одинока.

— Я подожду, сколько скажешь, — ответил Матвей, а в темных омутах — тоска невообразимая, такая глубокая, что внутри все перевернулось. Но ей хватило сил открыть дверь и выйти на свежий воздух. Дождливый июнь дыхнул прохладой, охладил горячую кожу, вернул застывший мир в привычное русло. Сунула руку в карман, нащупала ключи и молча направилась к подъезду. Пока шла, казалось, что спина сейчас загорится, так ее прожигал взгляд этих беспокойных глаз.