Послемрак - Харуки Мураками

– У нее пунктик на лекарствах. С давних лет. Но в последнее время все хуже.

– Что ж ее никто не остановит? Мари качает головой:

– Лекарства, гадания, диета… От этих маний ее уже не вылечить никому.

– Я даже намекнул ей, как бы между прочим: может, стоит с врачом посоветоваться? С терапевтом или психоаналитиком… Но об этом она, похоже, и думать не хочет. Словно вообще не замечает, что с ней творится. После того разговора у меня какая-то тревога осталась. Вот почему я тебя и спрашивал про сестру – где она сейчас, что с ней происходит…

Мари пожимает плечами:

– Ну позвонил бы да спросил напрямую. Если уж действительно о ней так тревожишься…

Такахаси вздыхает:

– Но я же с самого начала объяснял. Позвоню тебе, а трубку возьмет она, – о чем я с ней буду говорить? Даже не представляю.

– Что-то я не пойму. Но разве не ты с ней пил и разводил очень личные разговоры?

– Я, но… Говорила-то в основном она. Я и рта почти не раскрыл. Она все рассказывала, в одиночку, а я только поддакивал. Я ведь, если честно, и помочь-то ей ничем особенным не могу. Здесь нужен тот, кто умеет копнуть поглубже.

– Значит, ты не хочешь глубже.

– Просто мне этого не дано… – Он чешет кошку за ухом. – Да и полномочий таких никто не давал.

– А если совсем просто – она не настолько глубоко тебе интересна, так ведь?

– Ну, если на то пошло, это я ей не интересен. Я ведь уже говорил – ей было все равно, кому душу излить. Лишь бы кто-то кивал да изображал понимание…

– Это ладно. Лучше ответь. Тебе и правда глубоко интересна Эри? Да или нет?

Такахаси задумчиво потирает ладони. Вопрос не из легких. Как тут ответишь?

– Да, мне интересна Эри Асаи. У твоей сестры – замечательная способность, что-то вроде природного сияния. С самого рождения, наверно… Например, когда мы с ней в баре сидели, все вокруг на нас так и пялились. С каким-то даже удивлением: что это, мол, такая красавица делает с таким замухрышкой вроде меня?

– И все-таки?

– Что?

– Сам подумай, – говорит Мари. – Я тебя спросила «Глубоко ли тебе интересна Эри?» А ты мне ответил: «Пожалуй, интересна». А куда делось «глубоко»? Похоже, ты сам с собой разобраться не хочешь.

Такахаси с любопытством глядит на нее:

– Ого! А ты следишь за мелочами.

Девушка молча ждет ответа. Парень на ходу подбирает слова.

– Понимаешь… Чем дольше я сидел и слушал твою сестру, тем страннее себя ощущал. Сперва это чувство было не очень внятным, но постепенно делалось все отчетливей. Как бы сказать… Ну, что меня в ее реальности не существует. Она сидит прямо передо мной, но в то же время нас разделяет пять-шесть километров.

Мари по-прежнему молчит. Ждет продолжения, легонько покусывая губу. Такахаси задумывается, подыскивая формулировки.

– Иначе говоря, что бы я ни сказал, ее сознания это бы все равно не достигло. Как будто между нами проложена какая-то прозрачная губка. И пока мои слова доберутся до ее ушей, эта губка высосет из них то, зачем они сказаны. Она ведь не слушает смысла того, что ей говорят. До нее долетают лишь обрывки этого смысла. И когда она отвечает на эти обрывки, разговор выходит еще бессмысленней… Очень странное чувство.

Догадавшись, что сэндвич с тунцом закончился, котенок на коленях Мари выгибает спину, соскакивает на землю и вприпрыжку убегает в кусты. Мари сворачивает салфетку от сэндвича в шарик, прячет в сумку и отряхивает крошки с ладоней.

Такахаси смотрит Мари в лицо:

– Ты понимаешь, о чем я?

– Кажется, да… – Мари выдерживает паузу. – У меня давно к Эри похожее чувство. Вот уже несколько лет.

– Что до нее слова не долетают?

– Ну да.

Такахаси подманивает очередную кошку остатками паштета. Та осторожно принюхивается, но тут же сдается и начинает работать челюстями.

– Послушай… – говорит Мари. – Можешь честно ответить на вопрос?

– Давай.

– Девчонка, которую ты в «Альфавиль» приводил, – моя сестра?

Такахаси поднимает голову и внимательно смотрит на Мари. Так, словно разглядывает круги на воде небольшого пруда.

– Почему ты так решила?

– Шестое чувство. Так да или нет?

– Нет, то была не Эри. Совсем другая девчонка…

– Правда?

– Правда.

Мари задумывается.

– А еще вопрос можно?

– Конечно.

– Если бы ты с моей сестрой пошел в «Альфавиль» и занялся с нею сексом… Допустим.

– Ну, допустим.

– И, допустим, я бы тебя потом спросила: «Ты занимался с моей сестрой сексом в „Альфавиле“?…»

– Так, и что?

– Ты бы ответил «да»?

Такахаси долго чешет в затылке.

– Вряд ли, – говорит он наконец. – Скорей я ответил бы «нет».

– Почему?

– Потому что это – частная жизнь твоей сестры.

– А у тебя что – «подписка о неразглашении»?

– В каком-то смысле.

– Но почему не сказать честно? Скажем, «не могу ответить» или как-то еще? Это ведь не будет «разглашением».

– Если я скажу «не могу ответить» – получится все равно, что я сказал «да». В юриспруденции это называется «косвенный умысел».

– И поэтому ты сказал бы «нет»?

– Теоретически.

Мари заглядывает ему в глаза:

– Но мне вообще-то все равно. Даже если ты с нею действительно переспал. Если ей так хочется…

– Эри Асаи сама не понимает, чего ей хочется… Но давай-ка мы эту тему закроем. Потому что ни теоретически, ни практически я с твоей сестрой в «Альфавиль» не ходил. Это была совершенно другая девчонка.

Мари тихонько вздыхает. Пауза.

– Я тоже хотела, чтобы мы с Эри стали ближе, – говорит она. – Все время об этом думала. Особенно лет с десяти. Вот, мол, было бы здорово стать лучшими подругами с родной сестрой. Ну и, конечно, я восхищалась ею чисто по-женски. Только она уже в те годы была страшно занята. Снималась для какого-то журнала мод, каждый день на пробы убегала. Все ее просто на кусочки разрывали, везде была нарасхват… На родную сестренку ни минуты не оставалось. В общем, когда я нуждалась в этом сильнее всего, ей было просто не до меня…

Такахаси молчит.

– Как сестры, мы, конечно, под одной крышей росли, – продолжает Мари. – Но воспитывали нас совершенно по-разному. И даже кормили разной едой. Из-за этих аллергий у Эри даже меню было не таким, как у всех…