Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

печальном опыте. Для мудрецов даже радость носила оттенок грусти. Мир предъявлял к смертным свои требования, неумолимые и жестокие, и никаких знаний не хватало, чтобы избежать безумного падения в гибельную бездну.

Слова не являлись даром, утверждал Хаут. Они были запутанной сетью, в которую попадал каждый, кто забредал в их гущу, и в конце концов в ней беспомощно повисал целый народ, задыхаясь от собственных споров, в то время как со всех сторон надвигался упадок.

Яггуты отвергли подобный путь. Бросив вызов извечному стремлению народов к общению между собой во имя взаимопонимания, мира или чего-то еще, они перестали разговаривать даже друг с другом. А их город, покинутый всеми, стал прибежищем для единственной живой души, Повелителя Ненависти, единственного, кто обнажил жестокую правду об ожидающем всех будущем.

Именно так гласила история, которую учила Кория, но это было в другую эпоху, когда она, еще совсем ребенок, выслушав приводившие ее в замешательство рассказы Хаута, отвечала на это по-своему: играла с любимыми куклами, олицетворявшими для нее семью, может, даже общество, – и в обществе этом не было места войнам, спорам и вражде. Все куклы улыбались, с удивлением и восторгом глядя на совершенный мир, который создала для них богиня, а солнце всегда оставалось ярким и теплым. Кория знала, что детским мечтам не будет конца.

Джелеки принесли с собой еду: еще сочащееся кровью мясо, кувшины с густым темным вином, кожаные мешки с глыбами слежавшегося сахара. По распоряжению Хаута Кория достала соленый хлеб из каменной кладовой в задней стене кухни и сушеные фрукты из погреба; в главном зале разожгли очаг и отодвинули от стен стулья с высокими спинками, ножки которых оставляли борозды в пыли вокруг длинного стола. Зажглись дымным пламенем свечи, а когда джелеки (их было двадцать один) столпились в зале, сбросив вонючие шкуры и что-то ворча на своем лающем языке, обширное помещение наполнилось паром, а также резким запахом застарелого пота и кое-чего похуже. Носясь туда-сюда между дальними комнатами и кладовыми, Кория то и дело превозмогала тошноту, и лишь когда девушка наконец смогла сесть слева от Хаута и сделать большой глоток горького вина из придвинутой к ней фляги, она почувствовала себя чуть лучше в этом новом душном мире.

Когда джелеки заговорили на языке яггутов, в их речи чувствовался резкий акцент, но Кория все хорошо понимала, несмотря на подчеркнуто презрительный тон. Гости ели мясо сырым, и вскоре к ним присоединился Хаут, раздирая плоть измазанными в крови длинными пальцами; когда он жевал, зубы его, казалось, отодвигались от находившихся по бокам длинных клыков: ничего подобного заложница прежде не видела. Большинство еды животного происхождения в этом доме употребляли в копченом или вяленом виде, и ее приходилось размачивать в вине или бульоне – настолько она была жесткой. Кория чувствовала, как хозяин буквально на глазах превращается в зверя, становясь для нее полностью чужим.

Но все это время, даже несмотря на воздействие вина, она внимала каждому слову и каждому жесту, отчаянно пытаясь понять смысл происходящего.

Гости.

У них никогда не бывало гостей. Торговцы просто заглядывали к ним, а те, кто оставался на ночь, разбивали лагерь за стенами дома. Намного реже случалось, что появлялся еще кто-то из яггутов, чтобы вступить с Хаутом в некий невразумительный спор – сводившийся к неохотному и угрюмому обмену репликами, – а потом соплеменник хозяина снова уходил, часто посреди ночи, и Хаут после этого обычно много дней подряд пребывал в дурном расположении духа.

Джелеки предавались своему отвратительному пиршеству, не обращая на Корию никакого внимания. Вино лилось рекой. Слышались слова на двух языках, ворчание и звуки отрыжки. Среди воинов не было женщин, отчего у Кории возникла мысль, что это, вероятно, какая-то секта, сборище жрецов или же некое братство. У телакаев можно было встретить монахов, присягнувших оружию, которое они сами изготовляли из необработанной руды; возможно, эти джелеки принесли похожую клятву, – во всяком случае, во время трапезы гости не отложили в сторону свои клинки, в то время как Хаут избавился от своего боевого снаряжения сразу же, как только вошел в зал.

Воин, сидевший слева, придвинулся вплотную к Кории, то и дело толкая девушку мускулистым плечом. Джелек, расположившийся напротив, заметил наконец ее замешательство, что, похоже, порядком его развеселило.

– Эй, Саграл, – внезапно пролаял он, – смотри, как бы ты не оказался всей своей тушей у девчонки на коленях.

Слова его были встречены хриплым смехом. Хаут лишь пробурчал что-то невразумительное и потянулся к кувшину с вином. Налив себе еще кубок, он сказал:

– Осторожнее, а то узнаешь ее нрав.

Джелек поднял лохматые брови:

– Что, прочувствовал это на своей шкуре, капитан?

«Капитан»?

– Нет, но она – тисте и притом молодая женщина. Я ждал чего-то подобного с момента ее появления и жду до сих пор. Уверен, что девчонка сумеет за себя постоять, хотя, как бы я ни старался, мне так и не удалось ее разозлить.

Саграл наклонился к Кории, так что его широкое, покрытое шрамами лицо оказалось совсем рядом.

– Злость – признак острого ума. – Он не сводил с нее взгляда своих черных глаз. – Так ведь? – спросил джелек. – Или долгие годы среди всей этой яггутской чуши загасили в тебе последние искорки? Или, может, их и с самого начала не было?

Девушка молча смотрела на него, не пытаясь отстраниться.

Глаза Саграла расширились, и он повернулся к Хауту.

– Она что, немая?

– Она никогда не отличалась разговорчивостью, – пояснил яггут.

Звероподобные воины снова рассмеялись, и Кории вдруг захотелось, чтобы на нее, как и прежде, никто не обращал внимания. Однако, похоже, теперь ей суждено было стать мишенью для шуток. Девушка повернулась к Хауту:

– Хозяин, можно мне вас покинуть?

– Никоим образом, – ответил Хаут. – В конечном счете гости пришли ради тебя.

Как обычно, Хаут не спешил что-либо объяснять, и в голове Кории сменяли друг друга вопросы, не находившие ответов. Почему его называют капитаном? Это же какое-то воинское звание, вроде как в легионе Урусандера или у форулканов. Но заложников никогда не отдают солдатам, ведь среди них нет никого благородного происхождения. Неужели ее соплеменники ошиблись, отправив Корию сюда? Неужели ее отдали на попечение простолюдину?

Нет, это не имело никакого смысла. Если она…

Кория пребывала в полном замешательстве, но сидевший напротив воин отвлек ее от размышлений.

– Капитан, – сказал он, – без доверия не может быть мира. Ты лучше всех нас это знаешь. Приняв сей дар, мы обретем имя, а вместе с ним и честь.

Хаут медленно кивнул. Все за столом