Неизвестный террорист - Ричард Фланаган

В отличие от той квартиры, где жила Куколка, все здесь было абсолютно новым, и все удобства были высшего качества. И интерьер вокруг был белым, как сахар. Стены белые. Деревянные венецианские жалюзи белые, с легким лимонным оттенком. Мебель, светильники, рамки для картин – все различных оттенков белого: слоновая кость, мел, молоко. Правда, на белом обеденном столе стояла изящная ваза с розами необычного шоколадного цвета, но, видимо, только для того, чтобы подчеркнуть белизну всего остального.

Казалось, эта квартира создана не для жизни, а для постановочных фотографий, какие помещают в журналах по интерьеру – такими журналами у Куколки был завален весь дом. Квартира Тарика была воплощением всего того, о чем Куколка так страстно и давно мечтала, но в данный момент эта мечта уже не казалась ей столь желанной. Мало того, это жилище оставляло ощущение чего-то странного, даже немного фатального. «И все же квартирка-то классная!» – сказала себе Куколка, встревоженная тем, что ее давняя мечта кажется ей сейчас такой отталкивающей.

– Классная, классная! – бормотала она уже вслух. Но в глубине души – а ведь когда-то душа ее замирала, как на американских горках, когда Куколка читала в специальных журналах тысячи впечатляющих описаний обновленных квартир, – у нее вдруг зародилось новое, пока еще не поддающееся описанию подозрение, что вкус – это, возможно, просто один из способов бегства от реальной жизни.

Нет, решила она, хватит; подумаем о чем-нибудь другом, более приятном. Тему для новых размышлений она нашла почти сразу: в записке, оставленной на столике из дымчатого стекла, было всего два слова:

И подпись: «Т».

Куколка с наслаждением вымылась в роскошной ванне, где из длинной стойки торчало сразу несколько различных насадок для душа, так что вода под разными углами нежно массировала ее усталое тело.

Затем она вышла на небольшой балкон. В заливе Вуллумулу виднелось несколько серых военных кораблей, из громкоговорителей которых время от времени вылетали обрывистые команды, точно растянутые резиновые ленты, повисавшие над Сиднейской бухтой. Куколка смотрела вдаль и думала: до чего же все-таки Сидней – красивый город, до чего ей повезло, что она здесь живет! И все же она никак не могла избавиться от странного беспокойства.

Она вернулась в комнату и снова позвала:

– Тарик! Тарик, ты здесь?

Ей вдруг стало совсем не по себе. Она торопливо написала на листке, оставленном Тариком, прямо под его словами:

И, следуя его примеру, подписалась первой буквой своего имени: «Д» (Джина).

В квартире было ужасно жарко, но Куколку пробирала дрожь. Она поспешно отыскала сумку, засунула поглубже пакетик с порошком и на всякий случай приняла пару таблеток успокоительного. И это оказалось очень кстати. Затем она быстро оделась и ушла.

Еще до того, как ей принесли «латте макиато», к дому Тарика начала прибывать полиция. Сперва Куколка, правда, ничего особенного не заметила; наоборот, ей даже показалось, что на улице стало не так шумно. Но потом она обратила внимание, что по всем прилегающим к дому Тарика улицам все шире разливается какой-то странный покой. Даже радио в кафе, только что тщетно пытавшееся перекричать грохот трафика, стало слышно совершенно отчетливо, словно в нем прибавили громкость.

«Может мне кто-нибудь объяснить, зачем мы их сюда впустили? Вы, например, можете?» – громко сказало радио.

Куколка, напевая себе под нос песню Бейонсе Crasy in Love, почувствовала, как под ложечкой у нее что-то екнуло, стоило ей вспомнить, как в пароксизме наслаждения она пыталась оттолкнуть голову Тарика, лежавшую у нее между ногами. Она даже глаза закрыла, прямо-таки чувствуя мускусный запах, тяжесть его тела, страстные ласки…

– Short mac![8] – вырвалось у одной из официанток. Куколка вздрогнула и, вытаращив глаза, уставилась в окно на полицейских, буквально кишевших вокруг дома – того самого дома, где она провела ночь с Тариком. Стражи правопорядка уже перекрыли улицу между этим домом и кафе, где Куколка сейчас сидела, пытаясь позавтракать.

Машинам въезд на улицу был запрещен. Полицейские поспешно перекрывали все прочие подъезды к этому и соседним домам заграждением из развевающихся на ветру синих и белых пластиковых лент. Точно по мановению волшебной палочки, откуда-то появилось множество патрульных машин, фургонов для перевозки арестованных и даже большой полицейский автобус. Люди в черной форме и пуленепробиваемых жилетах быстро занимали позиции за припаркованными автомобилями и на углах зданий. Такое ощущение, словно все они затеяли какую-то странную игру в войну. Но кто бы он ни был, этот их враг, находился он явно в том самом здании, которое она, Куколка, только что покинула!

Посетители кофейни сперва с любопытством, а затем и с некоторым испугом наблюдали за происходящим. Напряжение существенно усилилось после того, как в кафе вошел полицейский и сообщил, что до объявления отбоя никто наружу не выйдет. Он, правда, прибавил, что беспокоиться особенно не о чем, но от окон все же лучше держаться подальше. Как можно дальше.

Затем полицейский, щелкнув каблуками, повернулся и вышел, и в кафе тут же начался негромкий обмен мнениями. Одна из официанток уверяла, что, по словам ее друзей-военных, некий тип взял в заложники свое семейство и угрожает их убить. Какая-то женщина сказала, что в этом доме, как известно, проживал весьма преуспевающий наркодилер и там наверняка возникла свара из-за торговли наркотиками. Кое-кто был убежден, что в доме обнаружили бомбы, и многие, от греха подальше, убрались в самую глубь кафе – вдруг что-то взорвется. А пожилой мужчина, обернувшись к Куколке, со знанием дела заявил, что полицейские наверняка охотятся за каким-то террористом.

– Ну так пусть поскорей пристрелят этого ублюдка! – воскликнула Куколка, понимая, что именно так думают все вокруг, да и сама она считала примерно так же. Впрочем, сейчас она была способна думать только о Тарике; каждой клеточкой своего существа она помнила, чувствовала, как сливались их тела, как он обнимал ее, как он к ней прикасался; она помнила его запах, звук его голоса, и ей казалось, что на ее теле остался столь сильный отпечаток его тела, что она еще долго будет чувствовать его рядом с собой.

Наконец посетителям кофейни надоело ждать. Некоторые даже стали вспоминать вчерашнее празднование Mardi Gras и то, как они сумели этот день отметить. Кто-то вновь уткнулся в приложение к воскресной газете – бесчисленное множество подобных приложений, подобных мертвым зародышам, скапливалось по выходным в кафе, магазинах и на помойках. Куколка отыскала в сумке мобильник и стала названивать Тарику – вдруг он знает, что там могло случиться в его доме, однако оказалось, что телефон подключен к автоответчику и никто ей отвечать не собирается. Повисла маленькая пауза для того, чтобы можно было оставить свое сообщение, и сразу сигнал отбоя. И Куколка звонить перестала.