Иванов-сан - Олег Николаевич Борисов

раз — к тебе зашли с проверкой паспортного режима, нарисовали «административное нарушение» — и все, карьера закончилась.

— К серьезным делам не привлекали или просто стал чуть-чуть думать и просчитывать варианты?

— Прибился к профессионалам, кто держал его на привязи. Группировку мы зачистили, с пожаром они тогда сильно подгадили. Но после детальной сверки всей информации этот Журавлев мелькнул на горизонте. Мы подключили местных, кто имеет доступ к полицейским архивам. Аналитики обещают дать адрес через три дня максимум.

— Хорошо. Когда найдете, посадите под замок. Окончательное решение я приму после того, как этот гопник расскажет все детали.

— Хай.

Поклонившись, Сидоров из отдела доставки исчез. Группа но-мону была эдакой палочкой-выручалочкой для руководства корпорации. Не все вопросы можно урегулировать, используя многочисленные контакты в мэрии, министерстве внутренних дел или даже через криминальных боссов. Иногда приходилось использовать тайное оружие, выкованное в долгих войнах шиноби на островах. Сформулируй задачу, предоставь ресурсы и получи результат. Не забывай поблагодарить по итогам. Убийцы это любят. Мори Джомей старался такое не забывать. Он вообще не совершал серьезных ошибок за всю карьеру, поэтому и взобрался так высоко, начав с позиции директора мелкого департамента на Окинаве. Закончить дурацкую беготню за несуществующим эликсиром — и можно снова паковать чемоданы. Лететь в Сендай. Вступать в высшую лигу. Подальше от надоевшей зимы, шуток про медведей и водку, которую подают на каждом приеме у местных боссов.

Проклятые дикари. Проклятая страна. Проклятое руководство, не желающее сдохнуть побыстрее и дать дорогу молодым.

Кстати, по возвращению в Японию надо будет завести личную армию. Маленькую и эффективную. Как господин Сидоров. Местных использовать нельзя, их отбирали и мотивировали другие. Сколько там тайных приказов навешано — никогда и не узнаешь. Поэтому — самому. Не торопясь. Качественно, как он умеет.

Значит, еще три-четыре дня и можно будет готовить отчет. Чтобы закрыть дурацкую проблему и больше к ней не возвращаться. Главное — подать все в правильном ключе. И здравствуй, Сендай.

* * *

Нехорошо получается. Уже середина июля, а я до сих пор эпических подвигов совершить не успел. Нет, формально как раз на последней ступеньке пищевой пирамиды закрепился. Но утром, когда в метро додремывал перед работой, в подкорке зашебуршалась мысль. Наглая такая. Колючая. Я даже проснулся от неожиданности, чем перепугал стоявшую напротив студентку. Пока не вышел, бедолага все пыталась себя с разных сторон обсмотреть. Ведь если бритый мрачный бугай на тебя пялится, то или трусики из-под короткой юбки видно, или бюстгалтер наизнанку напялила.

От станции до входа в офис — семь минут неторопливым шагом. Мимо крохотного скверика, серых от налетевшей пыли деревьев и прямо к прожорливым воротам небоскреба. Их тут восемь штук стоит, наш второй по счету с левой стороны. Нефтянка, золотодобыча, связь, банки, разные строители и в конце в одной коробке сборная солянка из арендаторов. Торговые сети и прочая мелочь, не способная под себя целиком всю башню выкупить.

Так вот. Мысль. Простая, как все великое.

А зачем я живу?.. Прониклись? Вот и я как-то подзаколдобился. Потому что раньше меня глобальные вопросы меньше напрягали. Сначала горшок и манная каша в детском саду. Потом двойки по математике и сакраментальное «почему маму с папой не слушаешь?». Остальное уже галопом, жизнь ускорилась. Родным помочь с зарплаты. От неожиданной командировки отбрехаться и умотать в другую. Простыть коротким летом и с мужиками зимой в буран гонки на снегоходах по пьяни устроить. Короче — итог закономерен. Семьи нет. Маму с папой с удовольствием бы послушал, но для этого надо самому скоропостижно преставиться. Сорок четыре года и опять на низком старте. С мизерной зарплатой для столицы, без жилья, сбережений и перспектив.

Притормозив рядом с автобусной остановкой, посмотрел на стеклянную боковину. Обычно там рекламу пихают, но сейчас пусто и можно вместо зеркала использовать. Вроде бы — я сам, без тентаклей и прочего проросшего из башки мусора. И голосов не ощущаю. Хотя подозрение осталось, что общий вектор поменялся не просто так. Раньше больше беспокоило, какое пиво на ужин взять. А сейчас — калибр проблем неожиданно изменился. Вечность хочется за вымя пощупать. Или просто эпично обгадиться. Что конкретно выбрать — не определился пока. Хотя шило в заднице уже зашебуршилось. Скучно мне теперь просто бумажки перекладывать. Есть желание или Касатонову морду набить или… Кстати — вполне себе неожиданный ход. Либо на его место назначат, как дерзкого и решительного. Либо уволят к чертям. В любом случае — движуха.

— Доброе утро, Иванов-сан. Проверяете, не испачкали ли в метро? Постоянно с грязными рюкзаками норовят прислониться.

— Доброе утро, Гаврилова-сан. Просто любуюсь. И спрашиваю себя — если я такой красивый, почему до сих пор без повышения?

Коллега, сидит сразу у входа. Чем-то провинилась и злопамятный жиртрест пересадил ее в наказание. Теперь мимо ее кубика постоянно шляются туда-сюда, от работы отвлекают и просто бесят бесконечным топ-топ-топ. На мой личный взгляд — совершенно безвредная дама, сидит на должности младшего помощника уже десять лет. Отвечает за точку, которая окучивает Замятинский район. Там мимо идут две магистральные ветки, плюс еще куча вахтовиков. Поэтому с бумагами постоянно бардак, это все транслируют наверх и Гавриловой прилетает регулярно чуть ли не каждый понедельник.

Пристроившись рядом, идем вместе. Насчет раскланиваний — это само собой. Если тебя кто-то может увидеть из других коллег — надо соответствовать. Чтобы не настучали, что поощряется всеми силами. Закозлил ближнего — плюсик в глазах руководства заработал. Одновременно с этим — два раза в год можно отжечь на максималках и за это ничего не будет. Сначала — первое воскресенье сентября, в день Нефтегазовой промышленности. И второй раз — глобальный новогодний корпоратив. И там, и там можно плясать полуголым на столах, пить до упора и вежливо спрашивать боссов «а за что вы меня не уважаете?». В другое время любое нарушение заскорузлого этикета карается со всей возможной беспощадностью.

— Гаврилова-сан, можно вопрос?

— Конечно.

— У нас в отделе есть один человек, который любит все блестящее, как сорока. И тарахтит без конца… Не объясните новенькому, за что его до сих пор этажом ниже не перевели? Никаких трудовых или профессиональных