Во имя Зоны - Лев Жаков

— В «Свободе» людей не нагибают, — с обидой бросил он через плечо.

Цыган тоже вошел и поморгал, привыкая к яркому освещению. Военстал охнул, крутя головой:

— Вот это да! Это ж целая алхимическая лабогатогия!

Цыган мысленно согласился: верно, смахивает, хотя ему в первый момент склад артов напомнил музей и кружок авиастроения одновременно.

Вдоль стен в тоннеле стояли деревянные, кое-как сколоченные стеллажи, на которых в контейнерах, жестяных банках из-под консервов, завернутые в брезент или грязные тряпки, на листьях зеленухи лежали артефакты. Четыре стеллажа были забиты под завязку, еще два заполнены больше чем наполовину. Несметное богатство — если бы имелась возможность все это продать.

— Да генегал Пготасов полжизни отдал бы за этакое количество агтефактов! А они у вас без охганы валяются! Зампохабру было приятно восхищение десантника.

— Заценил, да?

Цыган подошел к стоящему между рельсами столу. Там четверо сталкеров под присмотром Умника ковырялись в артефактах.

— Вот вы где, — сказал Рамир, криво улыбнувшись. — А я вас в штабе ждал. Умник смутился, на лице отразилась растерянность:

— Да, я… прошу прощения, надо было срочно заняться…

— Забыл, короче, — сплюнул Цыган желчно.

Из тени стеллажа вышел Ботаник, которого Рамир сначала не заметил, кивнул вежливо. Парень держал железный контейнер на четыре ячейки. Рамир обратил внимание на толстые рукавицы.

— А тут чего? — приблизился десантник. Глаза у него горели детским восторгом.

В центре стола был расстелен большой кусок брезента, на котором лежали артефакты. Две «крови камня», «ломоть мяса», три «капли», что-то еще… Четверо свободовцев священнодействовали над ними. Верней, делом занимались только двое, еще двое ассистировали, как и Ботаник: поднести, подержать… Умение делать сборки — большая редкость и почему-то совсем не встречается у сталкеров группировки «Долг». А может, такие умельцы просто не шли в «Долг».

«А ведь сборки круче любого бабла, — мельком подумал Цыган, наблюдая за мастерами. — За них можно выручить клевые деньги».

Кроме брезента с артами, на столе были миски из нержавейки, бутылка с бензином, другая с машинным маслом, на промасленной тряпке — хирургические скальпели, ножи, ножницы, щипцы, шило, толстые иголки, уже заправленные суровой ниткой. А также стаканы и тарелки с самыми разными веществами, от сахара с уксусом до песка и железных стружек.

— Набог палача, ёпегный театг! — восхитился десантник, наклоняясь над инструментами. — Ты тока глянь, как тебя там…

— Цыган.

Сержант повернул голову, окинул Рамира веселым взглядом; от уголков серых ясных глаз разбежались морщинки.

— Ага, ну да, как я сам не догадался. — Он снова уставился на стол.

Делающие сборки сталкеры были молчаливы и сосредоточены, движения медленные, взгляд обращен в себя. Ведь процесс соединения артефактов — очень творческий, и далеко не всегда одна и та же сборка получается одинаковым путем. Умник пояснил для гостей:

— В этом деле важна интуиция, нужно особое чутье, повышенная чувствительность к эманациям артефактов. Это такое излучение, которое от них исходит.

— Идем, что ли? — Зампохабр уже нервничал. Он, конечно, заведовал складом артов, но сборки не одобрял и не любил присутствовать при их создании.

Один из сталкеров как раз взял щипцами то, что у него получилось, и опустил в миску с бензином. Бензин за пузырился, черно-красный с синими прожилками сгусток окутался дымом. Завоняло горелой резиной и тухлым жженым черносливом. Цыган закашлялся.

— Перцем присыпь, тогда взорвется круче, — сказал он.

Другой сборщик поднял на него недовольный взгляд: вмешиваться в процесс создания сборки считалось дурной приметой. Но тот, кто делал эту сборку, вдруг улыбнулся:

— А ведь и верно! — Он протянул руку и почти не глядя взял щепоть перца из стоящей на краю солонки, кинул в миску. По черным пузырям пошла рябь, и пена мгновенно опала, бензин уже почти испарился. Открылась сборка — неровный кусок багряно-черной плотной субстанции, покрытый словно бы инеем.

— Как ты это сделал, пагень? — стремительно вернулся к столу Сержант. — Ты что, тоже умеешь?

— «Ледяное сердце»… — прошептал сталкер, надел брезентовую рукавицу и нежно извлек сборку. — Я слышал о такой, но у меня никогда не выходило… Да ты талант, эй! Присоединяйся!

Сборка лежала на рукавице, таинственно мерцая бледным лунным светом, несмотря на яркое электрическое освещение. Все замолчали, любуясь новой вещью. Казалось, «ледяное сердце» дышит, едва заметно вздувается и опадает, пульсируя в такт собственной неведомой жизни… Но это, конечно, была иллюзия. Рамир помотал головой:

— Случайно вышло. Сам не знаю, чего вдруг вырвалось. Так, показалось… Сержант огляделся напоследок и бодро заявил:

— Ну что, возвгащаемся, что ли?

Цыган вышел следом за всеми, но затем отстал. Десантник с зампохабром направились в штаб, а Рамир остановился у моста и закурил. В «баре», на другом конце железнодорожной ветки, до сих пор шумели сталкеры, оттуда неслись громкие голоса, смех, даже бренчание гитары и неслаженное пение. Рамир затянулся, закашлялся, глотнув холодного воздуха. Люди живут полной жизнью, они вместе, и им хорошо. А он, Цыган, крутой спец и вообще рубаха-парень, опять на обочине этого праздника жизни. Почему так получается в который раз? Он еще раз глубоко затянулся, медленно выпустил дым, кинул окурок на бетонку и раздавил. Если ты крут, то ты одинок. Это все, чем он мог утешиться.

— Цыган, подождите! — раздался сзади голос запыхавшегося Умника. Рамир обернулся.

— Я прошу прощения, что заставил вас ждать, — капитан «Свободы» с ходу начал извиняться в своей манере, — виноват, я действительно забыл, столько дел, надеюсь, вы понимаете? Пойдемте в мой кабинет, рассчитаемся.

* * *

Народу в штабе поуменьшилось. В комнате совещаний курили Петров с Сержантом, тихо переговариваясь; зампотех с зампохабром опять спорили, едва видные в густом табачном дыму.

— Надеюсь, оборудование входило в цену вашей работы? — спросил Умник, входя в кабинет и закрывая за Цыганом дверь.

— И не надейтесь, — сердито сказал Цыган. — Вернусь, когда победите Протасова, и заберу.

Чувствовал он себя неважно. Почти так же, как когда собирался пристрелить Настьку. Последней сволочью он себя чувствовал, укравшим у ребенка конфету. Но гордость не позволяла напрашиваться. Если они не считают нужным проситьего остаться, не думают, что он мог бы помочь в нападении, — ну и дьявол с ними. Кара минжа, он одиночка, так уж сложилось, придется блюсти имидж. Черт, он хотел остаться! Но не опустится до просьбы, нет уж!

Пока он зло ругался про себя, Умник открыл сейф, отсчитал деньги и протянул Цыгану пачку мятых серовато-зеленых банкнот. Цыган взял и принялся запихивать бумажки в сумку с ноутом, затем, подумав, рассовал по карманам.