Счастливые девочки не умирают - Джессика Кнолл

«О господи, бедные дети», – подумала я, однако вслух сказала:

– Красивые имена.

Рядом с Люком возник сомелье, представился и предложил свою помощь в выборе вина. Люк хотел заказать белое, и Уитни закудахтала, что не представляет себе, как можно в такую жару пить что-нибудь другое.

– Тогда совиньон-блан, – решил Люк и ткнул в строчку, рядом с которой значилась цена – восемьдесят долларов.

– Обожаю совиньон-блан, – пискнула Уитни.

Вино не входит в список разрешенных продуктов диеты по Дюкану, но общаться с такими женщинами на трезвую голову я не могу. Только после первого бокала, когда меня переполняют эндорфины, я могу изобразить живой интерес к миру, в котором она живет. К музыкальной школе, где учится ее детка, и бриллиантовым серьгам, которые Эндрю подарил ей, когда она родила. Поверить не могу, что мистер Ларсон повелся на чары женщины, предел мечтаний которой – поход по магазинам. Когда официант вернулся с бутылкой вина и наполнил мой бокал, я благодарно улыбнулась.

– За долгожданное знакомство с вашей прелестной женой, – провозгласил Люк, подняв бокал. «Прелестной». До чего слащавое словечко. Когда-то подобные мероприятия доставляли мне удовольствие, мне нравилось очаровывать всех этих женушек, добиваясь их одобрения, но теперь мне попросту наскучило. Тоска зеленая. И ради этого я лезу из кожи вон? Неужели для того, чтобы состояться в жизни, мне требуются ужины в семейном ресторане и традиционный домашний секс?

– И вашей, – ответил Эндрю и чокнулся со мной.

– Я пока еще не жена, – улыбнулась я.

– Простите, Энни, – обратилась ко мне Уитни, исказив мое имя. Ненавижу это. – Люк сказал нам, что свадьба будет на Нантакете. Почему там?

Потому, Уитни, что это исключительное место, остров для избранных. Потому что Нантакет выше любых общественных классов и привилегий. Самодовольная домохозяйка из Южной Дакоты и ухом не поведет, узнав, что ты выросла в Мейн-Лайне, но скажи ей, что проводишь лето на Нантакете, – и она точно будет знать, с кем имеет дело. Вот поэтому, Уитни.

– У родителей Люка дом на Нантакете, – ответила я.

– Я там с детства бываю, – подтвердил Люк.

– Уверена, все пройдет чудесно. – Уитни придвинулась ко мне поближе. У нее было затхлое дыхание голодного человека. – Кажется, мы там были несколько лет назад на чьей-то свадьбе, да, Эндрю?

– Мы были на Мартас-Винъярд, – поправил ее мистер Ларсон и снова задел меня под столом коленом. Вино приятно обволокло мне горло, и я вдруг ясно увидела, что возраст ему к лицу. Если бы не досадное присутствие Люка и Уитни, которые раздражали меня, я бы забросала его вопросами.

– Ваша семья родом с Нантакета? – спросил у Люка мистер Ларсон.

– Что ты говоришь, Эндрю, кто может быть родом с Нантакета? – рассмеялась Уитни. Десять тысяч коренных жителей острова с ней бы не согласились, однако Уитни имела в виду, что люди вроде нас не могут быть родом с Нантакета. Раньше я приходила в восторг, когда женщина ее круга принимала меня за свою. Значит, я удачно замаскировалась. Когда же это стало выводить меня из себя? Приняв кольцо и прописку в сердце Манхэттена от коленопреклоненного принца, которого я наконец прибрала к рукам, забывшим о французском маникюре, я с облегчением выдохнула, сделала шаг назад и еще раз трезво все оценила. Меня сложно назвать особой благородного происхождения, но даже мне с трудом верилось, что образ жизни состоятельных семейств может быть кому-то по душе. Либо высокородные члены закрытого клуба, поднявшись духом над землей, считают обсуждение подобных вещей ниже своего достоинства, либо их действительно все устраивает. Мне казалось, что эндшпиль должен быть поистине впечатляющим, раз эти люди так защищают свой образ жизни. В 2012 году Люк, вся его семья, друзья семьи и их жены голосовали за Митта Ромни. Его прекраснодушная чушь, которую он нес про человеческую индивидуальность, могла лишить женщин – жертв изнасилования, а также женщин, которым нельзя рожать по медицинским показаниям, права на безопасный аборт. Более того – Ассоциация по вопросам планирования семьи тоже могла оказаться под угрозой.

– Ну, до этого не дойдет, – усмехнулся Люк.

– Даже если не дойдет, – не унималась я, – как ты можешь голосовать за человека с подобными взглядами?

– Потому что мне плевать, Ани, – вздохнул Люк. Мои гневные феминистские выпады перестали его забавлять. – Это не касается ни тебя, ни меня. А что нас касается? Налоговая политика Обамы, который обдирает нас как липку, потому что мы зарабатываем больше других.

– Запрет абортов меня очень даже касается!

– Ты же принимаешь таблетки! – вскипел Люк. – Сдались тебе эти аборты!

– Люк, если бы не ассоциация, я бы стала матерью-одиночкой тринадцать лет назад.

– Я не хочу продолжать этот разговор, – взъярился Люк, саданул по выключателю и ушел в спальню, хлопнув дверьми, а я осталась рыдать на темной кухне.

Я рассказала Люку о «той» ночи, еще когда он был от меня без ума. Только до беспамятства влюбленному человеку, который умиляется каждой мелочи, можно рассказывать то, в чем обычно стыдно признаться. По мере того как он узнавал одну подробность за другой, глаза его округлялись и глядели как-то сонно, словно для него все это было чересчур и он намерен осмыслить услышанное на досуге. Спроси я у Люка сейчас, что произошло со мной в ту ночь, он не смог бы дать внятный ответ. «Господи, Ани! Да, с тобой случилось несчастье! Я уже понял. Хватит напоминать мне об этом каждый божий день!»

Он полагает, что о подобном не принято говорить вслух. Наши мнения на этот счет разошлись. «Ты же не собираешься рассказывать о том, что было той ночью?» – уточнил Люк, когда я сообщила ему о съемках. «Той ночью». Какая отрадная метафора. Я бы смогла заставить себя рассказать без обиняков о том, что делали со мной Пейтон, Лиам и Дин (господи, особенно Дин) в ту ночь, если бы не одно «но». У меня еще не было кольца с изумрудом. А мне страшно хотелось его получить до начала съемок. Так что я прикусила язык и ответила: «Разумеется, нет».

– Я вырос в Райе, – ответил Люк.

Уитни торопливо проглотила вино.

– Надо же, а я из Бронксвилля! – Она промокнула губы салфеткой. – В какой школе вы учились?

– Дорогая, я не уверен, что вы с Люком сверстники, – рассмеялся мистер Ларсон.

Уитни в порыве притворной ярости бросила в него салфетку.

– Много ты знаешь.

– Вообще-то я учился в закрытом пансионе, – улыбнулся Люк.

Уитни сразу же сдулась.

– Ясно.

Она открыла карту меню, и все по инерции последовали ее примеру.

– Что стоит заказать? – спросил Эндрю. В стеклах его очков плясали отблески свечей, так что разобрать, на кого он смотрел – на Люка или на меня, – было невозможно.

Мы с Люком заговорили одновременно.

– Здесь все вкусно, – сказал Люк.