Рождество каждый день - Милли Джонсон

– Конечно помню. – Глаза Мэри заблестели.

– Тогда читатели узнают, что он все еще испытывает к ней чувства. – Чарли улыбнулся улыбкой литературной радости.

– Нет, тогда он усаживает ее в карету с его сестрой, потому что она устала. Его воля и его руки усадили ее туда. О боже, ты можешь представить, как он помогает ей войти, Чарли? Его руки лежат на ее талии, когда он поднимает ее.

Улыбка Мэри была такой же широкой и едва не доходила до самых ушей. Джек не мог припомнить, чтобы когда-либо видел свою кроткую помощницу такой оживленной. С другой стороны, он не мог себе представить, чтобы у нее была причина так улыбаться в офисе.

Чарли сцепил руки.

– Да, конечно, ты права. А когда он признается в любви в том письме… О боже!

Он начал цитировать, будто бы был Лоуренсом Оливье[20] в «Олд Вик»[21].

– Вы пронзили мою душу. Я наполовину мучаюсь, наполовину надеюсь…

Мэри подхватила:

– Не говорите мне, что я опоздал, что такие драгоценные чувства ушли навсегда.

– Видите ли, Уэнтворт боялся, что чувства Энн к нему умерли, в тот момент, когда его чувства к ней были слишком велики, чтобы их удерживать, – просветил Чарли ошеломленных Джека и Бридж.

– Более романтичной книги быть не может никогда и нигде, – сказала Мэри. – Энн – такая милая девушка, сидящая на полке со старыми девами, невидимая, неспособная по-настоящему жить вдали от своей единственной любви, которая флиртует у нее на глазах, а ей всего лишь около двадца… – Мэри резко остановилась, поняв, что с таким же успехом она могла бы говорить о себе и Джеке. Она попыталась продолжить, потому что ее внезапная остановка сделала этот вывод еще более очевидным. – …Двадцать лет, что совершенно не возраст. Но тогда это было… совсем другое дело – быть одинокой, как Энн.

– Так я прозвал Робина – Энни, в честь нее, – произнес Чарли с нежностью. – Потому что нет никого более распорядительного, чем он. Никого.

– Я и сама была девчонкой Хитклифа, – фыркнула Бридж. – Но потом меня стали привлекать придурки.

– Я уверен, что у нас есть копия этой книги наверху, в комнате, – сказал Джек. – Там есть что-то вроде уголка для чтения с креслом и…

Чарли прервал его.

– Джек, сходи за ней, пожалуйста. Я бы с удовольствием почитал ее, пока я здесь.

– Хорошо, – согласился Джек и сразу же направился наверх.

– Ты должна прочитать «Доводы рассудка», Бридж, – настоятельно потребовала Мэри.

– И я прочитаю, обещаю. Ты так ее разрекламировала.

Бридж очень нравилась эта молодая женщина, и ей показалось, что она знает ее гораздо дольше, чем было на самом деле. Она снова обратила свое внимание к окну.

– Ну, они добрались до машины. Им придется расчистить снег, чтобы добраться до самой двери. Не могу сказать, где снег начинается, а где заканчивается, все сливается в одно сплошное белое пятно.

Вниз вернулся Джек и передал книгу Чарли. Она уже пережила свои лучшие времена, углы корешка истрепались, но, по крайней мере, страницы были на месте.

– Спасибо, Джек, – сказал Чарли, прижимая книгу к груди. – Я чувствую себя так, будто ты только что сделал мне подарок на Рождество.

В этот момент на телефоне Робина, лежащего на столе, сработал будильник.

– О, это для моих таблеток, – уточнил Чарли. – Я лучше поднимусь и принесу их. Робин – приверженец строгого режима. Он говорит, что если я не приму их точно в срок, то все пойдет наперекосяк.

– Могу я принести их и спасти твои ноги? – предложила Мэри.

– О, будь так добра, моя дорогая, спасибо, это очень мило. На нашей кровати стоит кожаная сумка, полная лекарств. Он пометил их цветом, так что нужна зеленая бутылочка. Мне нужно две. Сможешь принести?

– Конечно, – ответила Мэри.

– Какая восхитительная девушка. Уверен, ты рад, что она у тебя есть, – сказал Чарли Джеку, когда Мэри скрылась из виду.

– Да, она очень полезна.

– Как долго она работает на тебя?

Джек попытался подсчитать.

– Два… три, да, три года… Я думаю.

– Шесть с половиной, – поправила Бридж. – Она сказала мне вчера.

– Шесть? – Джек поразмыслил над этим. – Да, полагаю, ты права. Она работала на моего отца, когда только пришла. А потом он вышел на пенсию четыре года назад, и тогда я полностью взял на себя управление делами и унаследовал ее.

– Ты говоришь о ней как о движимом имуществе, – сказал Чарли, но беззлобно. – «Я завещаю тебе все свои мирские блага – и Мэри».

– Хороших помощников – и я имею в виду действительно хороших помощников – трудно найти, – произнесла Бридж, немного раздраженная тем, что Джек этого не знает. – Я могу переманить ее, если ты зазеваешься, Джек.

И она шутила лишь отчасти.

Мэри вошла в комнату Робина и Чарли, и ее сразу же встретила смесь их одеколонов, все еще витавшая в воздухе. Это порадовало ее чувства и заставило вспомнить об отце, который всегда прекрасно пах. Семья их была небогатой, но его единственной слабостью был дурацкий дорогой лосьон после бритья «Pluie d’Automne». Осенний дождь. Мэри купила ему флакончик со своей первой месячной зарплаты, и теперь могла видеть перед собой в воспоминаниях его лицо и его добрые голубые глаза.

– О, любимая, зачем ты купила его?

– Потому что у тебя не осталось ни капли, а ждать до Рождества или дня рождения слишком долго, – ответила тогда она ему.

Покупка принесла ей столько радости, что она не хотела бы потратить свой первый нормальный заработок ни на что другое. И только в прошлом году она смогла снова выносить этот аромат, до этого он оказывал странное и расстраивающее действие.

Однако запахи Робина и Чарли не походили на запахи ее отца, они были более легкими, в воздухе витали лаванда и цитрусовые нотки. Они обустроили спальню, выложив на столик и прикроватные тумбочки расческу, очки, туалетные принадлежности, книгу и блокнот. Кровать была идеально застелена, белый пододеяльник разглажен, как глазурь теплым ножом. На нем стояла черная сумка от «Монтбланк», как и сказал Чарли. Внутри лежали шесть флаконов с таблетками, все с разноцветными этикетками. Она вытащила зеленую, как и было велено, достала две таблетки и прочитала этикетку, прежде чем положить флакон обратно в сумку.

* * *

– У меня было довольно много секретарей, как мы называли их в темные века, – сказал Чарли. – Одна была нечиста на руку, и ей пришлось уйти. Другая решила попытаться сбить меня с толку, свалив свои многочисленные отгулы на «женские жалобы», но я рос в окружении женщин и знаю о гинекологии больше, чем акушер-консультант, поэтому ей не удалось пустить мне пыль в глаза. Она точно не собиралась смущать меня разговорами о менструальном цикле и гигиенических салфетках. И тогда я решил дать шанс молодому человеку, который вошел ко мне в кабинет, который вошел ко мне в кабинет сильно раздосадованный на несправедливое увольнение, поскольку с прошлой работы его выгнали гомофобы. – Его голос смягчился. – Это был лучший шаг в моей жизни.