Испытай себя - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Перкин, ссутулившись в кресле, посоветовал мне привыкать к идее самому делать покупки, особенно если я люблю поесть.
— Тремьен иногда берет с собой в супермаркет Гарета, — пояснил он. — Это один вариант. Второй вариант — это Ди-Ди, когда подряд три дня нет молока для кофе. — Он перевел взгляд на Мэкки. — Все это казалось мне вполне нормальным, пока я не женился на такой прекрасной хозяйке.
Перкин, удовлетворенный ответной улыбкой жены, показался мне сегодня более спокойным и приятным, нежели вчера вечером, хотя его недружелюбное отношение ко мне явно не исчезло.
Тремьен спросил сына, как тот относится к решению суда по делу Нолана. В ответ Перкин долго рассматривал свой стакан, будто видел в нем иллюминацию.
— Считаю, — наконец изрек он, — мне приятно, что он не в тюрьме.
После столь длительных размышлений это изречение прозвучало весьма двусмысленно, однако Мэкки отреагировала на него с явным облегчением. Мне даже показалось, что из всех троих только она одна была всерьез обеспокоена судьбой Нолана. Тюремное заключение Нолана явно было нежелательно для отца и сына — всякого замешательства и неуверенности здесь старались избегать.
Я смотрел на них и удивлялся, насколько они одинаковые и в то же время разные. Если отбросить в сторону цвет волос — у Тремьена они поседели, а у Перкина были темно-каштановые — плюс некоторую грузность отца: более мощную шею и массивную фигуру, то во всем остальном оба оставались одного поля ягодой, но за одним существенным исключением: Тремьен источал силу, Перкин — безволие и какую-то аморфность. Там, где Тремьен наступал, Перкин отступал. Тремьен имел дело с живой природой, Перкин — с мертвым деревом.
Неожиданно меня как током ударило: может быть, Тремьен торопится издать свое жизнеописание сейчас из-за Перкина, поскольку боится, что труды его сына станут антикварной ценностью через две сотни лет, а он так и останется забытым. Странная мысль — сильный отец не хочет уступать своему слабому сыну.
Я прекратил свои размышления, поскольку все мои доводы были бездоказательными и явно шли вразрез с моим статусом нанятого биографа.
В комнату ворвался Гарет — он не изменял своей манере жить на ходу — и посмотрел на меня неодобрительно: моя расслабленная поза в кресле ему явно не понравилась, особенно со стаканом вина в руке.
— Вы же обещали… — начал он, но тут же осекся, пожав плечами.
Привычка вести себя достойно в обществе взяла свое.
— Я так и сделаю, — ответил я.
— Неужели прямо сейчас?
Я кивнул.
— Прекрасно. Пойдемте, я покажу вам холодильники.
— Оставь его в покое, — вступилась за меня Мэкки. — Дай человеку допить вино.
— Если он сказал, что умеет готовить, не мешай ему, — с негодованием в голосе бросил Перкин.
— Конечно, — благодушно отозвался я, вставая с кресла, и, взглянув на Тремьена, спросил: — Нет возражений?
— С моей стороны возражений нет, но с его — могут последовать, — ответил Тремьен.
Перкину явно не понравилось это скупое одобрение.
— Считайте, что вы у себя дома. Отец не даст вас в обиду, — щебетал Гарет, пока мы шли на кухню. — Что вы сделали для него?
— Ничего.
— А что для меня? — шутливо переспросил он и сам же ответил. — Полагаю, тоже ничего. Вам и не требуется что-то делать. У вас все сразу получается. Такой уж вы человек. Холодильники там дальше, в подсобке. Если через нее пройти, то вы очутитесь прямо в гараже.
Он указал на массивную дверь с солидными засовами.
— Я храню там свой велосипед. В подсобке оказалось два холодильника, содержимое обоих изумило меня.
— Этот, — Гарет открыл дверку одного из них, — папа называет пиццехранилищем.
— Или пиццедержателем? — предложил я свой вариант.
— Тоже очень хорошо, — согласился он.
Действительно, холодильник был наполовину набит пиццей. Только пицца и ничего другого.
— Когда мы опустошаем холодильник наполовину, — серьезно начал объяснять Гарет, — то делаем новую закупку. Примерно каждые два или три месяца.
— Резонно, — согласился я.
— Все считают нас ненормальными.
Закрыв этот холодильник, мы принялись за другой, в котором я сразу же заприметил четыре упаковки бутербродов с мясом по пятьдесят штук в каждой. Также там было около десяти пакетов с нарезанным хлебом («для тостов», объяснил Гарет), огромная индейка (подаренная Тремьену еще на Рождество), неимоверное количество брикетов шоколадного мороженого (пристрастие Гарета) и кубиков льда для джина с тоником.
«И за это я продаю свою душу», — пришла в голову дикая мысль, но вербальной реализации она не получила. Напротив, я очень спокойно спросил:
— А что в кладовой?
— Какой кладовой?
— Ну тогда в буфете.
— Посмотрите сами, — посоветовал Гарет, закрывая дверь второго холодильника. — А что вы собираетесь приготовить?
Я не имел ни малейшего представления, но вспомнил, что мы ели в последний раз: какую-то дикую смесь из подогретого пирога, приготовленного из теста и мяса, вынутого из двадцати размороженных бутербродов, сухого грибного супа (находка!) и панировочных сухарей, тонким слоем покрывающих этот кулинарный изыск.
Гарет с восхищением наблюдал за моими простейшими манипуляциями, в то время как я рассказывал ему (совершенно для себя неожиданно) о том, чему меня в свое время научили: о системе выживания в загородной местности при отсутствии продуктов и магазинов.
— Жареные черви вполне съедобны, — заметил я.
— Вы шутите.
— Они набиты белком. Иначе их бы не ели птицы. Какая разница между ними и устрицами?
— Вы действительно можете прожить на необитаемом острове? Вы лично?
— Да, вполне смогу. Ты же умрешь от недоедания, питаясь одними кроликами.
— Откуда вы это знаете?
— Это моя работа. Да, мой бизнес. — Я принялся рассказывать ему о своих шести путеводителях. — Туристическое агентство направляло меня в отдаленные районы предполагаемых экспедиций. Я исследовал эти места и излагал на бумаге свои соображения относительно выживания в них. Я должен был на месте изучать все возможности спасения путешественников, оказавшихся в той или иной непредвиденной ситуации, например в случае, если все их снаряжение утонуло в стремительном речном потоке. Книги с моими рекомендациями каждый покупатель путевки должен брать с собой. Конечно, я допускаю и такую ситуацию, когда мои книги окажутся в бушующем потоке реки вместе с остальным снаряжением, но, кто знает, может быть, кто-то из покупателей заранее прочитает и запомнит мои советы.
Я взглянул на Гарета — тот готовил панировочные сухари.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!