На карнавале истории - Леонид Иванович Плющ

Редакция-де, воодушевленная примером товарища экономиста, решила проверить содержание всей мировой литературы. И — о, ужас! От древних греков до Пушкина и далее в качестве положительных героев выступают аморальные люди.

Где-то уже в 69–70 гг. в газете «Литературная Россия» появилась статья «О чем поет Высоцкий?». Статью написал какой-то спец по культуре.

Оказывается, Высоцкий поет от имени хулиганов, воров и алкоголиков, издевается над духом русского народа (у Высоцкого есть песня о русском духе, вылезающем из водочной бутылки). На этот раз никто не ответил блюстителю порядка в культуре. Опасно было. Совсем недавно судили Синявского и Даниэля, отождествив взгляды сатирических героев со взглядами авторов.

Все эти смешные истории — лишь наиболее яркие, выпуклые образцы соцреалистических требований к искусству. Социализма в стране нет, но в литературе он должен быть. Да, существуют отдельные недостатки в стране, но это либо пережитки старого, либо влияние гнилого Запада, либо культ, волюнтаризм и т. д. Не столь важно, как пишет художник, важно, что он пишет.

Литература должна быть народной, т. е. общедоступной.

Литература должна быть партийной, т. е. следовать за очередными указаниями очередных вождей.

Литература должна учить на образцах положительных героев, т. е. создавать культ героев и «винтиков» государственного механизма.

Литература должна изображать жизнь в ее революционном развитии, т. е. врать о том, чего нет в действительности, но есть в газетах.

Стоит различать теорию и практику соцреализма. Теория не столь уж плоха, если не считать чрезмерного рационализма и отсутствия эстетической характеристики нового направления искусства. Если содержание ново, «эстетическая форма» должна соответствовать ему, т. е. быть новой. В 20-е годы это понимали многие, и за это их били в 30-е годы.

В широком смысле слова литература всегда партийна, т. е. отражает чаяния, сознание и подсознание, эстетику тех или иных наций, классов, групп и т. д. Литература не должна быть, а всегда партийна в этом смысле Но прямого соответствия между групповой принадлежностью автора и тем, что он изображает, нет. Известны слова Маркса о Бальзаке, который, сам того не желая, благодаря своему гению, отражал и выражал психоидеологию части буржуазии. Как бы предвидя глупость своих последователей, Маркс писал, что поэт — соловей, его нельзя сажать в золотую клетку, если мы хотим, чтобы он пел.

Тезис о народности тоже не столь уж глуп, т. к. выражает тот факт, что каждый действительно крупный писатель черпает красоту, мысль, мечту не только из собственной души, но и из родного языка, истории, окружающей его жизни, выражает не только себя, но и нечто общее для его народа. Но, во-первых, он не должен быть народным, а не может быть ненародным, если он действительно талантлив. Во-вторых, он выражает не простейшее, всем понятное, а новое, оригинальное, он выражает народную душу через «магический кристалл» своей души, а оригинальная личность писателя далеко не всегда проста для восприятия. Странно, что наукам нужно учиться, а восприятию искусства — нет (тут, правда, есть опасность «обучения» искусству, дрессировки. Это есть в соцреалистическом воспитании, где учат расшифровке мысли автора в ключе сиюминутной линии партии).

Требование реализма, т. е., на практике, подлакированного натурализма, противоречит глубокому пониманию реальности. Театр абсурда реалистичен, т. к. адекватно отражает абсурдные стороны мира. Но это не отрицает реалистичности «натурализма» Солженицына.

Требование положительного героя в целом нелепо, т. к. в некоторых жанрах положительного героя просто не может быть (сатира), некоторым писателям свойственно талантливо изображать только отрицательные явления, в некоторые эпохи не видно позитивного направления развития общества, не видно носителей позитивных идей. Неудача Гоголя со второй книгой «Мертвых душ» очень показательна: Гоголь пытался выдумать положительного героя, т. к. не видел его в жизни. При другом «магическом кристалле» (индивидуальном видении мира) выдумка дала бы возможность создать сказочного, утопического героя. Ранний Гоголь отразил сказочного героя, т. к. в украинской народной жизни было нечто от него. В чиновничьем Петербурге он не мог увидеть сказку оптимистическую (а пессимистическая сказка — уже не сказка).

По ассоциации с темой сказки я вспомнил самое значительное, позитивное, сыгравшее огромную роль в нашей (т. е. моей и Тани, моей жены) духовной жизни событие — мы познакомились с художницей И. Д. А. Она была в 20-е годы актрисой Леся Курбаса, гениального украинского режиссера, создателя театра «Березиль». Русская по национальности, она очень любила Украину, украинскую культуру, украинское Возрождение 20-х годов. Но ее эстетические, культурные запросы не сводились с любви к Украине, любила она и французское, и японское, и — короче говоря — искусство всех народов, от примитива до абстракционизма. Я подчеркнул именно украинское, т. к. благодаря ей интерес мой к моему народу, моей национальной культуре вышел за пределы любви к украинским песням, Шевченко и Лесе Украинке. Благодаря ей я осознал не только великий духовный потенциал украинцев, но и узнал, что этот потенциал в 20-е годы был частично выявлен поэтом Тычиной (мог ли я раньше поверить, что эта бездарь Тычина в молодости был гениальным поэтом?), драматургом М. Кулишем, кинорежиссером и сценаристом Довженко, художниками Кричевским, Петрицким, Бойчуком, Падалкой.

Политическими и даже философскими проблемами она совсем не интересовалась, хотя ее основная в жизни потребность — эстетическая — не только не исключалась, а углублялась глубоким интеллектом и — я не боюсь этого слова — мудростью.

Было дико мне узнать после выхода из психтюрьмы, что КГБ считал, будто она воспитывает молодежь и, в частности, нас с Таней в антисоветском духе, — политика ей всегда внушала отвращение. Если считать антисоветским духом любовь к прекрасному, к русскому и украинскому народу, то они, конечно, правы. По отношению к нам — не совсем, т. к. мы до встречи с ней развивались в том же направлении постижения прекрасного в природе, человеке и искусстве, понимания значимости народной культуры для культуры сколь угодно утонченной, элитарной, культуры личностей. И. Д. А. стала лишь катализатором нашего духовного развития, помогла мне быстрее разорвать цепи плоского, бездушного рационализма.

Увы, в музыке мы не сделали никаких успехов, зато в живописи несколько продвинулись. Кубизм, абстракционизм так и остались за семью печатями, зато стала близкой не только живопись Ван-Гога, Врубеля, Рериха, но и Чюрлёниса и Линке.

Марк Шагал был долгое время недоступен. Но однажды мне удалось попасть на лекцию французского филолога в университете. Француз рассказывал о развитии французской поэзии XX века. Звучало это примерно так. Родился символизм, привлек к себе большой интерес, появилась соответствующая мода. Но развеялся туман, и все увидели пустоту. На смену символизму пришел дадаизм и сюрреализм. Характеристика та же, и конец такой же. Аполлинер — те же слова