Море, поющее о вечности - Александр Герасимов

— Все просто: он стекает вниз по двум руслам! Вот вам и лапы, понятно теперь?

— Сходится! — восторженно воскликнул Меланион.

— На самом деле место приметное… Кто не понял загадки, все равно на него наткнется. Да только поздно будет, — Ясон развел руками. — Я как только услышал про зверя с лапами, сразу сообразил, куда надо идти! Уверен, челнок будет лежать точно там, где источник разделяется на два ручья.

Ребята переглянулись. Было видно, что слова Ясона впечатлили всех.

— А ты хитрый, — уважительно пробормотал Кастор.

— Непросто догадаться о чем-то подобном, если только ты сам не живешь здесь, — задумчиво подал голос Полидевк.

— Именно поэтому в каждом отряде есть кто-то из Иолка, — Ясон улыбнулся. — А на самом деле, даже несведущему достаточно прийти к горе по подсказке и проследить, откуда берет начало один из ручьев. Тогда про подземного зверя будет нетрудно сообразить.

— Ладно, мы все в восторге от твоего ума. Только нос не задирай, — фыркнул Кастор.

Понимая, что в словах Диоскура не было издевки, Ясон лишь кивнул и заговорил снова:

— Однако с сокровищем бога Аполлона будет сложнее. Подсказку-то я помню, но не могу догадаться, о чем в ней идет речь.

— «Дар златокудрого бога найдет лишь упорный. Двигаясь дальше на север, у древа священного сделай привал. За тенью иди на восток, там искомое скрыто».

— И правда, о чем здесь говорится? Почему нельзя спешить? «Двигаясь дальше на север» — это после того, как найдем челнок?.. Ничего не понимаю.

— Плохо. Если загадки отыщут разные отряды, то и победу поделят между ними, верно?

— Я почти уверен, что не все так просто, — задумчиво сказал Меланион. — Готов поспорить: на месте тайника Афины обязательно найдется еще одна подсказка. Кто первый обнаружит один предмет, тот и узнает, где находится второй. Такова награда за усердие.

— Точно. Уверен, все именно так и будет!

Мальчики кивали и подталкивали друг друга локтями, оживленно обсуждая волнующую их тему. Наконец, Ясон хлопнул себя по бедрам, встал и скомандовал скорее выдвигаться. Отдохнувшие и насытившиеся, ребята сгрудились вокруг предводителя.

— Идем быстро, но себя не загоняем. Отстающий должен сразу предупредить остальных. Шуметь не нужно, — раздал указания царевич Иолка. — А теперь…

Он указал рукой куда-то прямо. Вдалеке, отделенная от них зарослями и оврагами, находилась та самая гора.

— Вперед! Если постараемся, сокровище Афины станет нашим!

Отряд мальчишек быстро скрылся в лесной чаще. Лишь примятая трава да горстка крошек на месте привала сообщили бы внимательному наблюдателю о том, что недавно здесь кто-то побывал.

* * *

Не выдержав громадного веса зверя, тонкие ветки кустарника жалобно захрустели под мягкими подушечками лап. Животное прихрамывало, поэтому отпечатки его шагов на земле были слишком глубокими и отличались друг от друга.

Однажды молодой, но не слишком удачливый охотник столкнулся с ним и вместо бегства ввязался в неравное сражение… Тогда могучий лев впервые вкусил человеческой плоти, однако заплатил за это навсегда изувеченной передней лапой.

С тех пор каждая охота становилась невиданным испытанием. Рядом не было самки, которая могла бы позаботиться о пропитании. А догнать добычу сам он уже не мог из-за нехватки скорости. Лев пытался подобраться к своим целям как можно ближе, чтобы сразу переломить хребет какому-нибудь незадачливому зверьку, но подводила хромота. Его движения были хорошо слышны — засада почти никогда не завершалась успехом.

Голод, постоянный голод! Изредка царю зверей удавалось перекусить грызунами или другой мелкой добычей, но насытить столь крупного хищника это не могло. Стремясь добыть пищу, он в итоге подобрался ближе к человеческому жилью… И хотя напасть на деревню не решился — слишком много было там людей, — пару коз удалось задрать и унести прежде, чем на него устроили охоту взбешенные селяне.

Оставаться на месте было небезопасно, и лев покинул свои привычные земли, устремляясь то на юг, то на восток — все дальше от родного логова.

Однажды он почуял ненавистный запах, напоминающий о боли и страданиях. Лев замер, оскалившись. Где-то впереди не спеша пробирался сквозь заросли вереска старик с палкой и большим мешком. Зверь был слишком зол и голоден, потому напал без раздумий. Человек даже не успел понять, что произошло, как мощные челюсти одним укусом раздробили его череп.

Это оказалось самым простым пиршеством за долгое время. Такая добыча была доступна хромому льву… Однако его горький опыт подсказывал, что люди могут быть очень опасны, когда вооружены или держатся группами. Лучше всего — караулить отдельных странников, женщин и детей.

Даже по меркам своих сородичей этот лев был настоящим великаном. Подобных зверей становилось все меньше, ведь люди издревле устраивали на них охоту. Словно в отместку, гигантский хищник теперь сам вышел против людей.

Если бы не искалеченная лапа, такого бы не произошло. Однако рана часто гноилась и начинала болеть, что еще больше распаляло зверя. Без конца страдая, он не мог выслеживать свою привычную добычу и так постепенно превратился в безжалостного людоеда.

Древний инстинкт, заложенный самой природой, подсказывал ему постоянно менять свое место. Уходить все дальше и дальше от родных мест, где львенком он беззаботно резвился в траве и игриво покусывал хвост матери за кисточку… Если бы зверь продолжил подолгу бесчинствовать в одном краю, охотники выследили бы его и забили копьями. А так он совершал длительные переходы и время от времени объявлялся то тут, то там.

В землях, куда приходил людоед, всякий раз исчезали люди и домашние животные. Однажды он набрался храбрости, вломившись ночью в стоявший на отшибе дом. Небольшая семья не успела дать серьезный отпор хищнику и вся погибла. Наевшись до отвала — редкая удача! — лев не стал отдыхать, а сразу же покинул место охоты.

День за днем зверь шел вперед, нигде не задерживаясь. Он все более ожесточался: такая жизнь была ему не по нраву. Болела лапа, а одна из недавних жертв, молодая женщина, отбивалась ножом, оставив на морде льва глубокие порезы и лишь чудом не задев глаз. Раны были не опасны для жизни, но каждое новое увечье все сильнее будило гнев хищника.

Нападения льва становились все более дикими и кровавыми. Порой он убивал больше, чем требовалось для насыщения. В этом не было ничего удивительного, ведь вся его злоба брала начало из страданий. Хоть животным неведомы ожесточенность и пороки людей, но, загнанные в угол, они тоже способны сломаться.

Увы, в целом мире не нашлось никого, кто бы помог этому огромному зверю.

Хищник вдруг остановился, его ноздри затрепетали. Где-то там в сумерках, далеко впереди,