Гвардеец - Дмитрий Дашко

Понятно, что можете. В противном случае разговора не будет, не так ли синьор Пандульфи.

Я откашлялся и сообщил:

— Я Дитрих фон Гофен, а это мой кузен Карл фон Браун.

— Рад видеть перед собой молодых аристократов. Мое имя вам известно. Вы, вероятно, прибыли из Пруссии? — наугад предположил итальянец.

— Нет, из Курляндии.

— Думаю, вам здесь понравится. Россия — фантастическая страна. Столько возможностей для умного и ловкого человека. Вы приехали сюда, чтобы удовлетворить тягу к путешествием, или думаете обосноваться?

— Мы поступаем на службу.

— Позвольте, догадаюсь, — Пандульфи прищурился. — Наверняка вас привлек блеск российской гвардии. Это очень почетно. Многие иностранные дворяне прибывают в Петербург, чтобы найти место в рядах одного из четырех гвардейских полков. Я прав?

— Да. Нас зачисляют в штат лейб-гвардии Измайловского полка.

— О, у вас, конечно, есть офицерский патент, — с придыханием спросил итальянец.

— Увы, — вздохнул я. — Мы начнем службу с рядовых должностей.

— Похвально, молодой человек. Вы рождены для военной службы. У вас сложение как у Аполлона.

Я чуть не поперхнулся. Итальянец вроде производил впечатление нормально ориентированного, а тут — ни с того ни с чего расточает комплименты в адрес моей фигуры. Глядишь, еще и свидание назначить. Ладно, шутки в сторону. Я ведь не силен в обычаях.

— Но у нас возникли небольшие трудности…

— Небольшие? — недоверчиво протянул Пандульфи.

Да как сказать: жрать нечего и спать негде. Пустяки, одним словом.

— Разумеется, небольшие, — с улыбкой сказал я.

— Ай-яй-яй, — грустно покачал головой ростовщик. — Печально слышать, что подающие большие надежды молодые люди терпят неудобство. Нехорошо.

— Конечно, нехорошо, — с легкостью согласился я. — Так что мы очень на вас рассчитываем, синьор Пандульфи.

— О, вы назвали меня синьором, я очень растроган, — смахнул невидимую слезу с умилившихся глаз, ростовщик. — Сразу вспомнилась родина, милая сердцу Италия, ее горы, поля, луга.

«Макароны, пицца и кьянти», — подумал я.

Хотя не факт, что кьянти уже изобрели.

— Ну, так вы нам поможете?

— Чем именно, я могу оказаться полезен? — в голове ростовщика крутанулась ручка кассового аппарата.

— Не могли бы ссудить нам незначительную сумму, так, на мелкие расходы…

— Смотря что понимать под мелкими расходами. В ваши годы у меня были расходы только на одно — девушки, девушки, девушки… — мечтательно закатил глаза Пандульфи.

Хм, а по виду не скажешь. Сморчок сморчком, а есть что вспомнить о геройской молодости.

Нет, для нас первым делом идут даже не самолеты — ночлег, еда и все такое. Девушки, действительно, потом. Хотя насчет Карла твердой уверенности нет. Есть в нем что-то от дамского угодника.

— Видите ли, мы действительно поступаем на службу в гвардию. Через несколько дней все бумаги будут оформлены, потом получим жалованье, однако до этого срока нам понадобятся деньги.

— Безусловно, безусловно, — кивал ростовщик, как китайский болванчик. — Только не обижайтесь, милостивые господа, я не могу вот так взять и отдать деньги, — итальянец не произнес фразу «первому встречному», но нам сразу стало ясно, что он имеет в виду.

Понятно, одной распиской не отделаться.

Я отстегнул от пояса шпагу и положил на стол.

— Сколько дадите?

— Позвольте, — ростовщик взял шпагу, покрутил в руках, внимательно изучил лезвие, эфес, рукоятку.

— Семейная реликвия, — на всякий случай пояснил я.

— Не спорю, — Пандульфи кивнул. — Что же я всегда рад выручить из затруднительной ситуации. Надеюсь, пяти рублей под сорок процентов годовых будет достаточно.

Я вспомнил напутствие сержанта и решительно произнес:

— Дайте десять рублей, и мы сойдемся на двадцати процентах.

— Боюсь, вы ошиблись адресом, — поджал губы Пандульфи. — Я — не Монетная контора, чтобы давать вам восьмипроцентные ссуды на три четверти стоимости заклада, а вы — не из придворного окружения императрицы.

— Восемь рублей и тридцать процентов, — предложил я.

— Вы торгуетесь как на базаре, — вздохнул Пандульфи.

— Только не говорите, что мы вас разоряем, — предупредил я.

— А что же вы делаете? — вроде искренне удивился ростовщик. — Исключительно из уважения к вашим титулам… кстати, какие у вас титулы?

— Мы бароны, — подбоченившись пояснил Карл, дотоле не вмешивавшийся в разговор.

Пандульфи взгрустнул.

Как выяснилось, в России баронский титул высоко не ставился, ибо почти все прибывшие в страну иностранцы (особенно немцы) оказывались носителями этого дворянского звания. Позднее, баронами за деньги будут становиться ростовщики и финансисты. Так что если кто-то из ваших знакомых хвастается дворянскими корнями, возможно, его предки просто выложили когда-то кругленькую сумму.

— Из уважения к вам, бароны фон Гофен и фон Браун, — продолжил Пандульфи, — я пойду на уступки: семь рублей и тридцать процентов. Это мое последнее предложение.

— Идет, — согласился я, понимая, что лучших условий от него не добьешься.

Получив деньги и оставив в заклад шпагу, мы побыстрее выскочили наружу.

— Поищем постоялый двор подешевле, — сказал я.

Теперь, когда карманы оттягивала приличная сумма денег, на душе стало гораздо теплей. Будущее вновь показалось радужным и веселым.

Не успели мы дойти до конца улицы, как из подворотни ближайшего дома высыпала ватага человек в шесть — рослых, наглых, с дубинками и кистенями в руках. Они быстро нас окружили, преградив дорогу.

— Позвольте пройти, — подался вперед Карл.

Но я, чуя неладное, остановил его.

— Господа, будьте так добры, отсыпьте от щедрот ваших сирым и убогим, — склонился до пояса один из ватажников.

Понятно, что на сирого и убогого он походил так же, как я на балерину.

По небу плыли рыхлые, бесформенные облака. Выглянула луна, залив улицу серебристым светом. А как хорошо начиналось…

Мужчина выпрямился и, сняв с головы шапку, протянул ее к нам.

— Денежки сюда кладите. При нас они целее будут.

Ватажники поддержали его заливистым хохотом. Карл помрачнел, схватился рукой за рукоять шпаги, но пока не спешил ее обнажать.

— С чего вы решили, что у нас есть деньги? — произнес я, пытаясь протянуть время.

Вдруг на улице появятся случайные прохожие, полиция или солдатский наряд. Однако надежды оказались тщетными. Город словно вымер, никого, кроме тощего облезлого кота, рывшегося в мусорной куче в поисках съестных отбросов.