Гнев Севера - Александр Владимирович Мазин

вспомнить, как стояли под стенами этого города войска Рагнарсонов! Или тогда он еще не был королем Нортумбрии?

— …Предать позорнейшей смерти в змеиной яме!

Вот этого я не ожидал. Отрубить голову, как обычно поступают со знатными персонами. Или устроить зрелище для черни: колесовать, расчленить, сжечь на медленном огне…

Внезапно конунг вскинул голову. Да уж, досталось ему. Не лицо — черно-красная маска, из которой сияют лютой яростью нетронутые палачом глаза.

Рывок — и вот он уже стоит на ногах.

Королевские стражи вцепились в него. Уже не поддерживали — удерживали. Вчетвером.

Вулфер шарахнулся.

Толпа загудела.

А вот Элла сидел с такой же надменной рожей. Чего бояться? Цепи и четверо здоровяков, которые уж точно не дадут искалеченному конунгу добраться до короля.

Рагнар рассмеялся. Как ворон прокаркал.

Искалеченный, закованный, он все равно выглядел куда более грозным, чем этот напыщенный королек.

— Змеями? — прохрипел Рагнар на своем языке. — Змеями? Меня? Рагнара Змееборца? Ну давай, попробуй!

— В яму его! Тащите его в яму! — заверещал архиепископ.

Король кивнул, и Рагнара поволокли к колодцу. У самого его края конунг ухитрился оттолкнуть стражников и сам прыгнул вниз, едва не утащив с собой одного из королевских гвардейцев.

Минуты три ничего не происходило. Потом снизу раздался торжествующий хохот Рагнара.

— Посмотрите, что там! — потребовал епископ.

Один из стражников заглянул в змеиный колодец.

— Стоит! — крикнул он. — Змеи его не кусают.

Король Элла сошел с трона, неторопливо подошел к яме, заглянул, потом повернулся к гвардейцам.

— Вытащите дьяволопоклонника, — велел он.

Подбежали еще четверо гвардейцев. На Рагнара накинули петлю и, поднатужась, выволокли обратно.

Конунг не сопротивлялся. Глядел с вызовом. Держался прямо. Я хорошо представлял, каких усилий это ему стоит. Черт! Я горжусь, что стоял в одном строю с этим человеком!

— Что, королек, не получилось? — прохрипел Рагнар на скверном английском. — Как будешь меня убивать теперь? Давай, проверь мое мужество! Я готов!

— Разденьте его! — распорядился Элла. — Свяжите покрепче. И принесите жаровню с углями!

Рагнар захохотал.

Без одежды он выглядел совсем плохо. Не тело — сплошной синяк. Даже татуировок не видно. Зато видны многочисленные следы ожогов.

— Вниз его! — велел король.

— Упрямый! — похвалил Рагнар. — Упрямый, но глупый. Я же сказал: они не станут меня кусать.

— Станут, — Элла махнул рукой, и спутанного конунга сбросили в яму.

Король подошел к краю, подождал немного, потом указал сначала на жаровню с тлеющими углями, потом на змеиную яму:

— Высыпайте!

Шипение из колодца услышал даже я. А потом — зычный голос Рагнара Лотброка:

— Кто-нибудь! Расскажите поросятам, как сдох старый кабан! Ох они и захрюкают, когда узнают! Ох и захрюкают!

И взрыв хохота, перешедший в звериное рычание.

— Они узнают, — шепотом проговорил я. — Они обязательно узнают.

Умер великий конунг. Что дальше?

А то, что теперь мне надо как-то изыскать способ попасть на Сёлунд и выполнить его волю.

А еще у меня нет больше причин скрывать, кто именно умер в змеиной яме Йорвика.

— Как его звали? — переспросил Теобальд.

— Я слышал: свои называли его Рагнаром-конунгом. Конунгом данов.

Теобальд поморщился.

— Конунг — это король? — уточнил он.

— Думаю, да.

— А я слыхал, короля данов зовут Хареком.

Я пожал плечами. Разбираться в датских конунгах мне не положено. По нынешней легенде.

— Харека я не знаю. Но этот командовал армией, которая взяла Париж.

— Ты не ошибаешься? Ты видел его несколько раз и не узнал.

— Он был голый и грязный, — сказал я. — Я бы, может, и сейчас его не узнал, но он заговорил, и я вспомнил голос. Это точно Рагнар. Рагнар Лотброк, так его звали.

Теобальд задумался. Я ждал.

— Мне надо сказать королю, — наконец выдал нортумбрийский воевода. И тут же поправился: — Нам надо сказать.

Что ж, я не против просветить и короля Эллу тоже. Моя нынешняя задача проста. Добраться до «поросят» и передать им завещание отца. И мне больше нет нужды служить ни нынешнему королю Нортумбрии, ни прошлому. Теперь основной вопрос: где раздобыть корабль. Причем с экипажем.

— Рагнар, Рагнар… Не слыхал. — Элла, по своему обыкновению, принялся вышагивать туда-сюда. На нем были высокие сапоги из мягкой кожи. Такими удобно отпихивать сующихся под ноги собак, которых в зале было не меньше дюжины.

Пока король топтал римскую плитку, я изучал обстановку. Зал, в котором мы находились, был украшен роскошно. Резьба везде. Даже на потолочных балках. Шкуры, звериные головы, оружие, бронзовые подсвечники. Здесь, в будущей Великобритании, вообще много бронзы. И стоит она относительно недорого. Надо полагать, с медью и оловом проблем нет.

— Он точно командовал армией, разбившей короля франков? — спросил Элла.

— Он не разбивал его, — возразил я. — Карл ушел сам.

— Теобальд! — Король развернулся, не дойдя пары шагов до окна. — Найди человека, который разбирается во всех этих нурманских конунгах, и узнай у него, кого именно мы казнили.

— У нас есть его люди, — напомнил Теобальд. — Один окочурился, но двое пока живы. Может, после смерти своего вожака они станут разговорчивее?

— С чего бы? — Элла снова заходил по залу.

— А если сказать им, что собираемся отправить их домой с вестью о смерти этого конунга?

— Домой… Для начала надо узнать, откуда они пришли. Хоть это мы знаем, Тео?

— Они не говорят, твоя милость.

— Ладно, попробуй их разговорить. Вдруг у тебя получится то, с чем не справился мой палач.

— Может, у архиепископа спросить, сир? — предложил я.

— Как ты меня назвал? — Элла снова остановился.

— Сир, — я изобразил смущение. — Так я обращался к королю франков.

— Зови меня: твоя милость или мой король.

— Прости, твоя милость.

— Что ты там сказал?

— Архиепископ может знать, твоя милость. Люди церкви все время пишут друг другу письма и потому знают больше других.

— Спросим, — кивнул король, глянув на меня одобрительно. — Вижу, ты сообразителен. Что еще скажешь?

— Мне известно, что у норманнов за смерть своего принято брать выкуп. Может, предложить им выкуп за их короля?

— Обойдутся! — отрезал Элла, и его расположение ко мне растаяло. — Даже церковных денег не хватит платить выкуп