Али - Саша Тат

– Какую же казнь ты просишь для виновного?

– По… повешение, Верховный… Пусть виновного казнят через повешение…

Дорл посмотрел на зодчего, совсем спавшего с лица – тот уже не верил, что останется в живых после подобного обвинения.

– Ты обязан был сообщить об опасности хозяину дома.

– Верховный… я… – залепетал мужчина и ноги его подкосились, так что стоявшему по бокам конвою пришлось подхватить его под руки, чтобы он не упал. – Ведь все и так знают, что нельзя… я не предполагал…

Дорл махнул рукой и тот сразу же замолчал, тихо всхлипывая.

– Раз уж ты сам забываешь сообщать об этом хозяевам дома, тогда мы вырежем это на твоем лбу. Уверен, это поможет избежать новых несчастных случаев. Уведите.

Зодчий не смог идти самостоятельно, обессилено повиснув на руках конвоя, и его ноги волочились по полу, когда его вынесли из зала. Дорл перевел взгляд на отца погибшей девочки. Тот явно был не согласен со слишком мягким на его взгляд приговором, но перечить боялся.

– Ты требовал казни виновного… – произнес альфа, поглаживая свой подбородок большим и указательным пальцами, – но это ты своими руками разжег огонь, это ты оставил свое дитя в наглухо закрытой комнате. Так кого я должен казнить?

Обвинитель, не ожидавший подобного поворота, остолбенел. Дорл подумал, что на слушание дел нужно пускать побольше народа, чтобы те, кто пришел требовать казни других, хорошенько подумали и над степенью своей вины в случившемся.

– Меня никто не предупредил… – прошептал мужчина, слегка попятившись, но охранник ткнул его в спину рукоятью меча, и тот остановился. – Я ни в чем не виноват…

– Незнание не избавляет от ответственности – это закон. Ты хотел, чтобы виновного казнили через повешение. Я считаю виновным тебя! Ты сам выбрал приговор! Уведите.

Мужчина, кажется, еще не до конца понял, что только что произошло. Он растерянно вертел головой, будто ища того, кто все ему объяснит и успокоит, пока его под руки не вывели из зала. И лишь из коридора послышался запоздалый крик отчаянья.

Дорл поманил пальцем одного из слуг и приказал привести Али. Желание пройтись по парку крепло и он хотел, чтобы жена составила ему компанию. Оставшихся людей выслушает Грат, в конце концов, это его прямая обязанность – решать проблемы вверенного ему клана.

За то время, пока Алиен собиралась, Дорл успел выслушать еще два дела о краже и одно об умышленном поджоге. Когда дверь за его спиной открылась и в зал, наконец, вошла омега, очередной обвинитель рассказывал о еще одном непреднамеренном убийстве, замолчав при ее появлении на полуслове. Али, не ожидавшая увидеть такое количество людей, тоже растерялась и замерла. Дорл кивнул ей на место справа от себя и она, с трудом справившись со своим волнением, подошла и села рядом.

– Продолжай.

Обвинитель, как и все остальные поняв, что омега, севшая по правую руку от Верховного, может быть только его женой, почтительно склонил голову и, боясь вызвать гнев альфы, продолжил говорить на всякий случай уткнувшись глазами в пол. История его была банальна до безобразия, Дорлу казалось, что он слушает ее уже в тысячный раз только с небольшими поправками. Глупость людей неискоренима, и каждый раз, когда они попадают на новые, неизведанные территории, обязательно находятся смельчаки, готовые попробовать на вкус неизвестные растения. Или угостить ими других. Северные леса были богаты на ягоды, весьма аппетитные на вид, но значительная часть из них предсказуемо оказалась ядовитой. И вроде бы такое количество отравлений должно уже было научить людей не собирать в диких лесах того, о чем не имеешь представления… Однако очередная смерть по незнанию не заставила себя ждать.

– Я сразу увидел, что некоторые ягоды выглядят как-то не так. Мой слуга попробовал всего несколько штук и ему сразу стало плохо. Лекари не смогли его спасти. Этот торговец пытался продать в мою лавку отраву!

– Нет! – выкрикнул обвиняемый. – Я сам их пробовал, это не отрава! Это же жимолость! Разве жимолость может быть ядовитой?

Владелец лавки выставил вперед корзину, полную сочных, бордовых ягод.

– Похоже, это и впрямь жимолость, но кроме нее здесь есть и что-то ядовитое, – сказал он, так и не решаясь поднять взгляд. – Эти ягоды привезены с севера, я не знаю, что это.

Дорл заметил, что на отрешенном лице Али вдруг появилась заинтересованность. Она вытянула шею, разглядывая содержимое корзины.

– Это жимолость, только жимолость и все! – истерично взвизгнул обвиняемый. – Ничего другого здесь нет!

– Но мой слуга погиб, съев их! Попробуй сам, если ты так уверен, что это не отрава!

Обвиняемый бросил растерянный взгляд на Дорла и тот безжалостно кивнул. Мужчина дрожащей рукой зачерпнул горсть ягод и поднес ко рту, было видно, что теперь он уже не так уверен в их безобидности.

– Не надо! Это волчье лыко…

Несчастный торговец, уже почти положив в рот ягоды, замер. Дорл, вскинув брови, повернулся к Али – та широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на мужчину, готового отравить самого себя.

– Давай же, пробуй! – обманчиво спокойным голосом произнес альфа, глядя при этом на жену и следя за ее реакцией.

На лбу обвиняемого выступили капельки пота. Рука его так сильно стала трястись, что ягоды из его ладони вот-вот рассыпятся по полу. Алиен перевела взгляд на Дорла и едва заметно покачала головой. В ее глазах было все – и страх, и неверие, и мольба. За те несколько дней, что они провели в Эборе, он наблюдал только ее отчужденность, безучастность и вялость, и теперь увидеть такую гамму эмоций на ее лице было несколько неожиданным. Впервые она открыто посмотрела ему прямо в глаза и о чем-то просила.

– Сто ударов плетью и пожизненный запрет на торговлю. Увести.

Обвиненный в смерти продавец ягод разрыдался и, упав на колени, принялся осыпать альфу благодарностями за проявленную милость, пока его не выволокли за дверь. Дорл, вначале желавший дослушать начатое дело до конца, а затем выйти в парк, передумал. Его повеселила реакция Али, ее по-детски наивная жалостливость, и он захотел посмотреть, как она себя поведет дальше. Он остался послушать еще три дела и каждый раз она реагировала одинаково: глядела на него своими пронзительно синими глазами, беззвучно прося помиловать виноватого. Дорл не испытывал жалости ни к кому, но ее взгляд ему нравился.

Весть о том, что Верховный в присутствии жены не так суров, как обычно, а скорее даже благосклонен, быстро выкатилась за пределы зала, где проводились слушания, и ожидающие за дверями люди, в особенности те, кто пришел просить у вождей милости, стали поторапливать тех, кто стоял впереди, чтобы тоже успеть попасть внутрь. Однако, Верховный задерживаться не стал, и к разочарованию многих, покинул зал вместе со своей омегой, оставив дела на своего брата и хозяина дома – Грата.

На улице еще было сыро и прохладно, но солнце уже радовало ослепительными лучами, а небо голубизной. Если бы Дорл был без Али, он бы вышел за пределы замка и спустился к реке Салии, на северном берегу которой возвышался Эбор. Но выходить с женой он не хотел, снова смутно ощущая тревогу. Он вслушивался в себя, в свой внутренний голос, не слишком заботясь о направлении, и широкая, мощеная дорожка вскоре увела его под тень густых парковых деревьев, с крон которых все еще капала вода. Алиен, накинув капюшон на голову, покорно следовала за ним, снова нацепив на себя маску отрешенности. Охрана и прислуга соблюдала дистанцию, но не отставала.