Мельничный жернов - Марина Рыжкова

Ужас накатил с новой силой. Голова закружилась, ноги стали ватными.

«В тумане можно блуждать годами, — понял Виктор. — Так Филимонов и попался. Наблюдал за играющими детьми, возможно, подозревал что-то. Не зря он читал все эти книжки. Поймал кончик ниточки, пошел посмотреть. А может быть, его заманила та же ясноглазая девочка. Приходи, мол, дядя, мы тебе все расскажем. Объясним».

Виктор ясно представил, как невысокий темноволосый фээсбэшник идет, спотыкаясь, сквозь туман, вот он слышит звуки считалки, вот встречается глазами с гнусной жабьей мордой ожившей статуи и несется прочь от страшного места, а за ним по пятам следует что-то, чему нет названия. Алчные, призрачные тени, беспощадные в своей слепой алчности.

«Теплое, живое, боится, сожрать, сожрать… — В голове его зашелестели бесплотные голоса, обвиваясь вокруг ритма считалки, как ядовитые лозы, ползущие по шпалерам. — Тяжело лежать в земле неупокоенным, еле присыпанным ледяной комковатой глиной, давно умершим, давно, хочется теплого, хочется, чтобы боялись, сожраааать тебя!»

Виктор ощутил, как сердце, оглушительно трепыхавшееся, стукнуло еще раз и остановилось. Он машинально прижал руку к груди.

Шар дар ми,

Ики-пики дар ми.

У, у, ри-та-та

Аш хар да!

Воздух стремительно холодал, словно бы туман высасывал из окружающего пространства последние крупицы тепла. Цоколь статуи покрылся изморозью.

Разы, двазы,

Тризы, ризы,

Пятам, латам,

Пыхтум, быхтум,

Дубень, лубень

Маков крест! —

еще один незнакомый голос вбил в сердце Кононова последний гвоздь. Дальше стучать оно отказывалось. Виктор покачнулся и упал на колени, оперевшись рукой о заледеневшую от мороза траву.

«Как не хочется сдохнуть здесь, даже не выяснив, в чем же дело», — пронеслась в голове затухающая мысль.

«Мангуст» собрался с силами и постарался припомнить молитву Богородице. Он никогда не был особенно религиозным, но… Лучше уж прочесть молитву, все не так обидно…

Как ни странно, сердце толкнулось и застучало снова. В голове прояснилось. Даже туман уже не так пугал. Вероятно, молитва помогла сконцентрироваться.

Виктор с трудом поднялся с коленей, провел рукой по траве, удивившись мимоходом тому, что никакого льда нет и ему все померещилось, решительно двинулся сквозь туман, все еще прижимая ладонь к левой стороне груди, словно боясь, что непослушное сердце снова подведет.

Странно, раньше у него таких проблем никогда не было. Испытывал сильные нагрузки, пил, случалось, голодал неделями, падал в ледяную воду, носился в полной выкладке по жаре — сердце стучало как часы. А тут — нате, пожалуйста.

Впрочем, все когда-нибудь бывает в первый раз.

Сделав еще несколько шагов, «мангуст» внезапно вылетел на свет фонаря, жидкий, слабый, еле заметный, но все-таки свет. Под фонарем стояла группа детей: неподвижные темные фигурки с бледными личиками, занятые каким-то адски важным делом. Каждый замер на белой клетке гигантских классиков, нарисованных мелом, с картинками вместо цифр, черные детские тени немыслимо удлинялись в свете фонаря, изламывались невероятным образом. Одна фигурка — одна клетка, и картинка, и искривленное пространство, залитое тенями, трещины в асфальте, прыжок, картинка меняется, потом еще прыжок… на некоторых клетках лежат просто ветки, еще на одной — сплетенный из неочищенных ивовых прутьев человечек… кукла.

Виктор окинул детей внимательным взглядом — Светы среди них не оказалось. Интересно… пообещала и не пришла? Нарочно заманила? Или что-то случилось?

Не было здесь и незнакомца в сером, которого Виктор видел в окно. Как сквозь землю провалился. Зато мальчик Андрей был. Он немедленно увидел незваного гостя и поднял руку в останавливающем жесте.

Чудовищные классики застопорились, как шестеренки часов, песенка прервалась.

Кошка сдохла — хвост облез.

Кто слово скажет — кошку съест!

Кто засмеется, кошачьей крови напьется! —

отчетливо выговорил Андрей и уставился на Виктора. Что, мол, пришел?

— Ребят, вы не видели тут девочку в бордовом свитере? Свету Самойлову? — спросил Виктор, стараясь сделать вид, что все в порядке. Ну любит он гулять по ночному лесу, нравится ему.

Если Светы тут нет, может, он что-то спутал и надо поискать ее у пруда, на мостках, где она в прошлый раз с ним заговорила.

Подростки мрачно молчали. Потом самый младший мальчик неуверенно шмыгнул носом.

— А она больше не с нами! — громко сказал он.

Знакомый голосок. Это он распевал считалку.

— Она с нами больше не играет, да, Андрей?

Художник сделал несколько шагов к Виктору, попутно наступив на плетеную куклу. Прошел мимо, обернулся, взглянул в глаза. Потом пожал плечами и побрел по дорожке, ссутулившись, шаркая ногами. Маленький мальчик, придумавший большую интересную игру. В которую так приятно играть долгими и унылыми осенними вечерами. И плохо, когда взрослые мешают…

Виктор нагнулся и поднял куклу. Она была сплетена из темных и белых ошкуренных прутиков. Пятна на ней отчетливо напоминали военный камуфляж.

Мир медленно затягивала черная пелена, в маленьком домике становилось все темнее и холоднее. Еще немного — и последние крохи тепла отлетят прочь, а вместе с ними измученная, но свободная, теперь навеки свободная Светина душа.

Девочка лежала, откинувшись на груду старых надувных кругов, полуприкрыв глаза. Вот она приподнялась на одном локте и, обмакнув палец свободной руки в лужу собственной алой крови, принялась чертить на дощатом полу одной ей понятные знаки. Может, кто-нибудь найдет их и сумеет уловить скрытый в них смысл.

А с ней все кончено, главное, что ей удастся сбежать от проклятых демонов, от черного кота с его чересчур выразительным взглядом, от всей жизни, которая почему-то покатилась вбок, по кривой колее, ведущей в никуда.

Был ли у нее шанс на спасение? Кто знает! Последний этап страшного пути к смерти очередной раз прокрутился перед глазами девочки.

...Спина мерзла от прикосновения холодного камня постамента, а ноги совершенно затекли от сидения на корточках. Света точно знала — как только поднимется, сразу побегут мурашки и будет больно ходить. Отчасти именно по этой причине она не меняла позу целую вечность. Сколько, сказать невозможно, потому что каждая минута тянулась год, а час — не меньше века. Открывать глаза девочка тоже не спешила. Правда, дневной свет сквозь закрытые веки казался ярко-алым, но с этим можно было смириться. Равно как и с причудливыми картинками, возникавшими в измученном мозгу беглянки. Она надеялась, что вечер уже наступил и скоро придут друзья и найдут ее здесь. А главное — следователь из Москвы.

Обострившаяся в последнее время интуиция подсказывала ей, что этот человек здесь неспроста, и сам еще не знает, какова будет его роль. Света была уверена, что он спасет, по крайней мере, ее, а может, и всех остальных.