Смерть пришельцам. Южный фронт - Максим Хорсун

Но это все теперь навсегда в прошлом.

В настоящем – мрачные необитаемые дома, утопающие по крыши в бурьяне. Тени и воспоминания, блуждающие пыльными сквозняками вдоль пустых улиц.

Асфальт закончился. Посыпанная щебнем дорога не успела зарасти травой – сказывалась близость поселения. Впереди шумели медной листвой очередные дубки, тут же заканчивался жилой массив.

У въезда в рощу они обогнали телегу, запряженную лохматым мерином. Коня вел под уздцы мужичок в папахе. Увидев приближающийся отряд, человек посторонился и отдал честь. Степан узнал его: это был директор каменской начальной школы. Столько лет он воспитывал юных ленинцев, за что его не раз отмечали почетными грамотами, а когда настало время делать выбор, то плешивый лис подался в Старый Режим.

По другую сторону рощи вздымался холм с плоской вершиной. Расположенные там склады и хозяйственный двор местные переоборудовали для нужд общины. Вершина холма была опоясана двойным забором. Первый – из железобетонных плит с колючей проволокой и битым стеклом поверху, второй – из бревен, хрен пройдешь без артподготовки и тяжелой техники. Над укреплениями возвышались сторожевые башни, на которых дежурили автоматчики. Башни были разные: металлические, деревянные, собранные из строительного мусора. Возводили их в разное время, исходя из имевшихся на данный момент ресурсов.

Защелкали плети, ломовые лошади потянули в стороны створки ворот, сваренные из толстой стали. На арматурных крючьях по обе стороны проезда висели человеческие головы. Узнать кого-то уже было невозможно.

Охранявшие ворота бойцы поприветствовали отряд. До Степана слова доносились словно издалека. Новые лошади? Отлично! В степи трудно представить себе лучшего помощника, чем хороший конь. Потери? Очень печально, ведь способных обращаться с оружием людей и без того немного. Но такова, значит, божья воля. Не многие из ныне живущих дотянут до старости.

А кто этот забавный парень в противогазе?

Раз так, то нужно доложить атаману…

Они проехали дальше, мимо частокола, через вторые ворота во двор.

Вместо неба были самодельные колышущиеся на ветру камуфляжные сети. Степан перевел взгляд на тесные ряды складских пакгаузов и гаражей. Скученность строений навевала чувство незащищенности. Заборы и башни спасут от бандитского набега, но не от пришлых. Хватит одного залпа из энергопушки, чтобы здесь все запылало синим пламенем. Недаром на каменской территории все общинные дома находились на удалении друг от друга. Впрочем… когда пришлые взялись за них всерьез, такое расположение зданий тоже никого не спасло.

Высыпали люди. Вроде минуту назад в затененном дворе никого не было, и вдруг стало людно. Встречали отряд в основном бабы и дети. Не доходя до казаков, они чуть сбавили шаг и расступились, пропуская сотника – человека лет сорока пяти с окладистой бородой и мускулами, распирающими гимнастерку. Бойцы спешились, а с ними и Степан осторожно спрыгнул на бетонку. Его повело, но, схватившись за стремя, он смог устоять. Пожилой командир отряда подошел строевым шагом к сотнику, отдал честь и отрапортовал.

Голоса сливались в неразборчивый гул. Степану казалось, будто он «слушает море», прижав к уху большую раковину. Сквозь монотонный гул прорезался женский плач, когда стало ясно, что на одной из волокуш – покойник. Кто предавался горю – мать, жена или дочь, – Степану не было видно.

Что-то ткнулось в бок. Степка повернулся и увидел мальчишку лет пяти с веткой сирени в руках. Глядя ошалевшими глазами, дитя снова потыкало прутом в странного человека с резиновым хоботом.

– Так! А это что за маскарад? – проговорили зычным голосом над ухом.

Степан снова крутанул головой. Рядом с сотником и пожилым казаком стоял сам атаман Ермаков. Русоволосый и темноглазый, с большими рабочими руками, был он моложе многих своих командиров. Бывший фронтовик и путейщик, говорят, Ермаков был так силен, что в одиночку мог носить на плече шпалы. Был он теперь в черном казакине превосходного качества, галифе и блестящих хромовых сапогах.

Пожилой что-то сказал атаману, ухо Степана лишь выхватило слово «костянка».

– Козлов! – проревел атаман, подзывая костоправа из отряда. – Респиратор ему из запасов гражданской обороны! Он же окочурится у вас, а мне этот хлопец нужен живым!

«И на том спасибо», – мрачно подумал Степан.

Атаман подошел к нему и заглянул в очки противогаза, как заглядывают в аквариум или в окно чужого дома.

– Глаза-то какие грустные… – заметил Ермаков. – В мою приемную его! Я скоро освобожусь. – Сказав это, атаман круто развернулся и пошел через прытко расступившуюся толпу по своим делам.

– Есть, батька! – в один голос рявкнули стоящие рядом со Степкой казаки.

– Ходь сюда, – поманил его Колька Лучко.

Степана повели мимо пакгаузов в глубь поселения. Лучко шагал впереди, раздаривая приветствия и улыбки встречавшимся по пути девкам, в его жестах угадывалась крайняя степень позерства. Костоправ Козлов и вислощекий казак, имени которого Степан пока не знал, шли позади. Идти приходилось, пригибаясь под бельевыми веревками, на которых непременно висело что-то мокрое.

Когда пакгаузы расступились, Степан увидел земли, лежащие по другую сторону Старого Режима. С высоты холма хорошо просматривались возделанные поля, которые занимали не менее пяти гектаров. Радовал глаз этот пейзаж. Хоть кто-то осмелился возродить сельское хозяйство. Пахать наверняка приходилось, как при царе – или лошадь запрягать в плуг, или самому тянуть лямку. Но все равно – лучше уж так, чем вообще никак, чем перебиваясь с хлеба на воду охотой и огородничеством.

Вскоре Степан и казаки оказались у свежепобеленных стен конторы. Костоправ зашел внутрь, остальные остановились в тени. Из окна на человека в противогазе удивленно уставился молодой и рыжеусый денщик, сидящий за пишущей машинкой.

– Жинка атаманова рожает, – сказал, глядя в сторону, вислощекий. – Не до нас пока батьке.

– Да нам и подождать не трудно. – Лучко одарил Степана улыбкой, а затем передавил шланг противогаза. – Правильно я говорю, слоник?

– Николай! – Вислощекий тряхнул нагайкой. – Не балуй у меня! Накажу!

– Ладно вам, дядя Митя. – Лучко отступил. – Он все равно от костянки загнется.

– Костянка не подтверждена, – устало возразил Степан.

Скрипнула дверь, костоправ живо скатился по ступеням крыльца, протянул Степке респиратор.

Противогаз точно прикипел к лицу. Степану казалось, что он сдирает маску вместе с лоскутами кожи. Из раны на челюсти снова что-то побежало струйкой за ворот.

– Воды! – потребовал Степан.

– Поведут топить, там и напьешься, – ответил в своей манере Лучко.

– Сейчас… – нехотя протянул костоправ, а потом снова поднялся в контору.

Степан вдохнул полной грудью. Прогретый октябрьским солнцем воздух был свеж и вкусно пах овечьей шерстью, спелыми яблоками и теплой землей. Присесть бы на завалинке, привалиться щекой к теплому бревну и заснуть на часик-другой. А лучше – навсегда, потому что усталость такая была, что словами не описать. В голове все путалось: цифры загадочного кода, видения пустынной Каменки, вспышки выстрелов, мелькающая перед глазами степь.