Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба - Макс Мах

Посередине просторной площади возвышался крытый белой тканью помост – свадебный подиум с пятиступенчатыми пологими лестницами на три стороны: слева, справа и прямо от центральных дверей храма. Полог из темно-синей, расшитой серебряными звездами ткани, укрепленный на четырех угловых столбах символизировал ночное небо, откуда по гаросской традиции смотрят на землю глазами звезд великие боги. Дойдя до подиума, кавалеры расступились, образовав живой коридор, по которому Карл и свидетели прошли под скрестившимися над головой мечами к правой лестнице. Трубы смолкли. Раздался новый удар гонга, и Карл начал подниматься на подиум. С противоположной стороны, навстречу ему шла Дебора, а сопровождавшие их вельможи – мужчины и женщины – расходились по сторонам, занимая места на двух ступенчатых трибунах, крытых зеленой тканью, слева и справа от помоста. Оттуда они и будут наблюдать за церемонией.

«Вот я», – сказал Карл, встав на белую ткань помоста.

«И вот я», – откликнулась, вставшая лицом к нему Дебора.

Ни одного звука не сорвалось с их губ, но каждый знал, что произнес другой.

«Мое сердце принадлежит тебе, – сказал он. – И все, что есть я, это ты».

«Я знаю, Карл, – ответила она. – И ты знаешь, что я это ты, потому что разделить нас во мне не способна даже смерть».

«Я люблю тебя, Дебора», – сказал он.

«Я люблю тебя, Карл», – сказала она.

Ни одного звука не прозвучало в наступившей тишине, и не дрогнули их губы, и ни один мускул не шевельнулся на сосредоточенных и торжественных лицах, но улыбка расцвела на мягких губах Деборы, и сгущающийся сумрак вечера бежал прочь от сияния, рожденного этой улыбкой, видеть которую мог один лишь Карл.

Один?

Его счастье было так велико, что, казалось, теплом и светом этого чувства можно растопить даже вечные льды горных вершин, но видеть это могла одна лишь Дебора, которой и принадлежала его ответная улыбка.

Лишь она одна?

«Я даже завидую, – улыбнулась Валерия, глаза которой сияли сейчас прозрачной, пронизанной солнечными лучами синью небес. – Но зависть моя светла».

«Тебе нечему завидовать, дорогая, – ответил улыбкой на улыбку обычно суровый Конрад Трир. – Я люблю тебя, Валерия, и моя жизнь принадлежит тебе».

«Я ношу под сердцем твоего ребенка, Конрад».

«У вас будет сын», – сказал Карл.

«И у нас будет сын», – сказала Дебора.

«Анна беременна», – сказала Виктория.

«Принцесса? Принц?» – спросила Дебора.

«Я полагаю, родится мальчик», – сказал Август.

«Как ты узнал?» – Удивилась волшебница.

«Сердце подсказало», – Август и сам пока не знал, на что способно его «сердце».

«Но кровь не водица, а моя кровь тем более».

Снова ударил гонг. Двери храма отворились, и на площадь вышли три жреца, которым предстояло совершить таинство «наложения уз». Они медленно пересекли площадь, поднялись один за другим – по старшинству – по пяти ступеням центральной лестницы и вступили на белую ткань подиума.

– Белый снег, – сказал первый, указывая под ноги. – Он чист.

– Хрустальный купол, – сказал второй, указывая вверх. – Он вечен.

– Глаза богов смотрят на вас, – сказал третий, встав рядом с Деборой и Карлом. – Боги свидетели, союз ваш будет чист, как первый снег, и вечен, как небесный купол.

Ударил гонг, и запели трубы великого хора.

– Протяните друг другу руки, – сказал через минуту, когда умолк последний звук, великий жрец.

Дебора подняла правую руку и молча протянула Карлу.

Карл сжал ее узкое запястье своими пальцами, чувствуя, как охватывают его запястье пальцы Деборы.

– Перед лицом богов и людей, – высоким, надтреснутым от старости голосом возгласил в гулкой тишине жрец, – объявляю вас мужем и женой. – И он медленно и торжественно оплел их соединившиеся руки белой, покрытой серебряным узором лентой.

– Узы ваши нерушимы, – объявил жрец. – Вы едины пред глазами людей и богов.

– Свидетельствую, – сказал, приблизившись, Конрад и положил ладонь на опутанные венчальной лентой руки.

«Это великая честь для меня, – сказал он, чуть сжиная сильными пальцами их руки. – Примите меня в свое сердце, как друга и родича, чья кровь – ваша кровь, и в чьем сердце вы едины».

«Вы мой друг, Конрад, – ответила Дебора. – И муж моей сестры, мой брат».

«Ты знаешь, – сказал Карл, и эти слова не предназначались ни для кого кроме Конрада. Даже для Деборы. – Я знаю, ты все сделаешь правильно…»

* * *

– Конрад, – сказал Карл, когда они втроем, Конрад, Август и Карл, остались в бывшем кабинете Людвига одни, – есть несколько дел, которые я хотел бы обсудить с тобой с глазу на глаз.

За окнами дворца плыла ночь. Как и следовало ожидать, несмотря на хорошую погоду днем, едва успело зайти солнце, стало холодно. Так что с похорон Людвига возвращались, кутаясь в плащи. Поднявшийся западный ветер нес с ледников Опорного хребта студеное дыхание собирающейся с силами зимы, но он же очистил небо, начавшее было на закате покрываться облаками. И теперь оттуда, сверху, смотрели на возвращающуюся с кладбища траурную процессию немигающие глаза звезд и набирающая силу луна.

Потом была тризна во дворце-крепости господарей Нового Города, затянувшаяся едва ли не до полуночи, а на рассвете должно было состояться коронование Деборы, уже, верно, ожидавшей Карла в своей роскошной спальне на женской половине, еще сегодня утром принадлежавшей жене Людвига. Однако Карл счел момент удобным для разговора, откладывать который и дальше полагал неверным. Женщины ушли в свои покои, и на короткое время мужчины оказались предоставлены самим себе.

– Конрад, – сказал Карл, когда они остались втроем, – есть несколько дел, которые я хотел бы обсудить с тобой с глазу на глаз.

– С глазу на глаз?

– Август не помеха, – объяснил Карл. – Он знает, о чем пойдет речь.

– Слушаю вас, Карл, – серьезно ответил Конрад.

– Благодарю вас, Конрад, – чуть поклонился Карл и протянул зятю первый из хранившихся теперь у Августа пергаментов. – Но сначала прочтите этот свиток.

Бан Трир взял документ, внимательно и с нескрываемым интересом осмотрел свисавшие со свитка цветные печати, а затем развернул пергамент и углубился в чтение.

– Значит, – сказал он через несколько минут, поднимая глаза на Карла. – Вы теперь император Яр.

– С вашего позволения, бан, – улыбнулся Карл, подчеркнув интонацией титул Конрада. – «Ты». Я хотел бы просить вас, облечь нашу дружбу и родство в ту форму обращения, которая кажется мне наиболее уместной для людей, настолько тесно связанных судьбой.