История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович

Конец.

Глава I

1 «Le plus court et le plus raisonnable serait – à s’entendre directement avec l’empereur Alexandre. J’ai toujours regardé la Pologne comme un moyen, mais pas comme une affaire principale. En satisfaisant la Russie sur la Pologne nous avons un moyen, d’humilier l’Autriche et la reduire à rien. Quelle concession ne ferait pas l’empereur Alexandre, si pour se tirer d’embarras, on lui céderait la Pologne? Une mission au quartier-général russe partagerait le monde eu deux» См.: [Ernst Graf von Münster.] Lebensbilder aus dem Befreiungskriege. B. II. Jena, 1841. S. 464.

2 Из записки, поданной императору Александру I графом Нессельроде (из архива Министерства иностранных дел): «D’après ce que Votre Majesté a daigné me confier sur le but actuel de Sa politique, Elle viserait à retablir en Europe un ordre de choses, qui en lui assurant le plus long intervalle de paix possible, donnerait également à la Russie les seules garanties solides contre de nouvelles entreprises qu’enfanterait l’ambition de Bonaparte.

La manière la plus complette dont ce but pourrait être atteint serait sans doute que la France fut refoulée dans ses limites naturelles; que tout ce qui n’est pas situé entre le Rhin, l’Escaut, les Pyrenées et les Alpes cessat d’être soit partie integrante de l’empire français, soit même sous sa dépendance. С’est là assurement le maximum de tous les voeux que nous puissions former. Mais ils ne siauraient être réalisés sans le concours de l’Autriche et de la Prusse».

[«Судя по тому, что Ваше Величество соблаговолили доверить мне о нынешней цели Его политики, она направлена на восстановление в Европе порядка вещей, который обеспечил бы ей как можно более долгий период мира, а также дал бы России надежные гарантии против новых предприятий, могущих быть порожденными амбициями Бонапарта.

Наиболее полной манерой, коей эта цель могла бы быть достигнута, стало бы то, чтобы Франция была возвращена в свои естественные границы; все, что не расположено между Рейном, Эско [Шельдой], Пиренеями и Альпами, перестало бы быть составной частью Французской империи и даже не находилось бы в зависимости от нее. Это, конечно, максимум всех пожеланий, кои мы можем выдвинуть. Но они не осуществимы без содействия Австрии и Пруссии».]

3 Тильзитский договор между Россией и Францией, от 25 июня (7 июля) 1807, ст. 4.

4 «Faites payer la Prusse, et quand elle payera tout, elle nous devra encore».

5 Конвенцию, заключенную в Париже 27 августа (8 сентября) 1808 (секретное условие).

6 [Frédéric] Schoell. Histoire abrégée des traités de paix… Vol. III. Paris, 1817. Р. 262; Johann Droysen. Das Leben des Feldmarschals Grafen York von Wartenburg. B. II. Berlin, 1868. S. 119–120; Louis Adolphe Thiers. Histoire du Consulat et de l’Empire. Ed. de Brux. L. XV. Р. 230.

Барон Га рде н б е р г , в ноте от (3) 15 февраля 1813 на имя французского посла, графа Сен-Марсана, писал: «Il est venu au roi l’idée que rien n’avancerait plus la grande oeuvre de la paix qu’une trève d’après laquelle les armées russes et françaises se retireraient а une certaine distance et établi-raient une ligne de démarcation en laissant un pays intermédiaire entre elles. L’empereur Napoléon serait-il porté à entrer dans un pareil arrangement? Consentirait-il à remettre la garde des forteresses de l’Oder et de celle de Dantzic aux troupes prussiennes conjointement avec les troupes saxonnes, et de retirer son armée jusqu’à l’Elbe, moyennant que l’empereur Alexandre retirerait toutes ses troupes derrière la Vistule…»

[«У короля появилась мысль, что ничто не продвинуло бы вперед великое дело мира, чем перемирие, согласно которому русские и французские войска отступили бы на некоторое расстояние и установили бы демаркационную линию, оставив между ними промежуточную страну. Готов ли император Наполеон войти в подобное соглашение? Согласится ли он передать охрану крепостей на Одере и Данцигской прусским войскам совместно с саксонскими и отвести свою армию к Эльбе, при том что император Александр взамен отведет все свои войска за Вислу…»]

7 В этом убеждают следующие строки из письма к императору Александру I бывшего прусского министра Штейна, написанного в феврале 1813: «L’annonce de l’arrivée de Votre Majesté Impériale à Breslau me fait supposer qu’Elle agréera avec bonté les observations suivantes sur l’esprit public et de la cour que j’ai été à même de recueillir: l’esprit général est parfait. Tous les états sont animés du desir de briser les fers, dans les quels Napoléon les tient; l’afulf ance des volontaires aux régiments est très grande et il ne faudrait qu’un Souverain capable lui-même d’exaltation, d’une volonté grande et forte, pour porter l’enthousiasme au plus haut dégré et lui donner la plus grande étendue. Malheureusement ce n’est point le cas: le Roi est froid; il n’a que des demi-volontés; il n’a de confiance ni en soi, ni dans son peuple; il croit que la Russie l’entraine dans un abyme et qu’en peu les armées françaises se trouveront sur la Vistule.

Cette manière de voir est décourageante pour les gens bien pensants; elle est pernicieuse pour l’action qu’elle paralyse, elle trouve son principe dans le caractère de l’individu et dans l’atmosphère de la nullité, peut-être même de la perfidie, dont il s’est entouré».

[«Объявление о прибытии Вашего Императорского Величества в Бреслау заставило меня предположить, что Оно благожелательно встретит следующие наблюдения за общественным духом и Двором, которые я собрал самолично. Все сословия воодушевлены желанием разбить оковы, в коих держит их Наполеон; приток волонтеров в полки очень велик и надобен лишь монарх, сам способный на экзальтацию, на большую и сильную волю, чтобы вознести энтузиазм на наивысшую ступень и придать ему широчайший размах. К сожалению, это не наш случай: король холоден; у него есть лишь половина воли; он не верит ни в себя, ни в свой народ; он считает, что Россия тянет его в бездну и что в скором времени французские армии будут стоять на Висле.

Такой взгляд обескураживает мыслящих людей; он пагубен для действий, которые парализует, он находит свой принцип в характере одного человека и в атмосфере ничтожества, возможно, и вероломства, которой он окружен».]

(Собственноручное письмо к государю Штейна хранится в архиве Министерства иностранных дел.)

8 Armand François Allonville, Alphonse de Beauchamp, Alex Schubart. Mémoires tirés des papiers d’un homme d’état. Vol. XII. Р. 59, 63.

Гра ф Штакельберг, бывший агентом русского правительства в Вене, в продолжение войны 1812, писал канцлеру графу Румянцеву, от 14 (26) января 1813: «…Sans doute que l’armistice est tout dans les intérêts du corps auxiliaire, mais Sa Majesté l’Empereur notre auguste Maître a une fois mis au jour avec ses sublimes intentions pour l’Europe celle de ne point nuire à Son ancien allié – l’Autriche. Sans doute aussi que cet armistice fixé à trois mois, époque avant la quelle il n’y a pas à penser au rassemblement d’une armée française un peu imposant, se trouve avoir un terme très court, mais il faut dire que d’ici à ce qu’il soit expiré l’aspect des affaires se sera debrouillé et nous saurons à quoi nous en tenir sur le compte de l’Allemagne, ou si nous ne trouvons pas d’Allemands, il ne nous restera qu’à rebrousser chemin à temps en detruisant dans notre retraite tous les moyens de guerre pouvant être employés par l’ennemi et adoptant au besoin un plan de campagne absolument semblable au dernier». – «Без всякого сомнения, выгоды перемирия на стороне вспомогательного (австрийского) корпуса; но Его Императорское Величество, наш Августейший монарх, излагая свои великодушные виды в отношении Европы, уже изъявил намерение – не наносить никакого вреда бывшему своему союзнику – Австрии. Не подвержено сомнению также и то, что это перемирие, ограниченное трехмесячным сроком, то есть таким временем, прежде истечения коего нельзя предвидеть сбора значительной французской армии, весьма непродолжительно; но должно заметить, что еще до окончания перемирия положение дел прояснится, и мы узнаем, можем ли мы полагаться на содействие Германии; если же не отыщем германцев, то нам не останется ничего более, как обратиться вспять, уничтожая на пути отступления все средства, могущие послужить в пользу неприятелю, и приняв, в случае надобности, план кампании, совершенно подобный последней» (фр.).