По ту сторону рассвета. Книга первая. Тени сумерек - Берен Белгарион

Как и в «башнях», тут шла в расчет не только сила фигур, но и мастерство противника. Это было даже важнее. Более опытный и умный игрок действует так, что навязывает менее опытному и умному его ходы. Его руками кует свою победу…

Большинство командиров армии «Хэлгор» считали Берена дураком. Исключением были Илльо, покойный Эрвег и Болдог. Болдог полагал Берена умным безумцем. Илльо смотрел на расчерченные по муке наброски долины, холмов и засеки и пытался представить себе, что сам делал бы на месте Берена, насколько умно-безумный план сумел бы построить. На что вообще рассчитывает Берен? Мятеж в Дортонионе обречен, по окончании хитлумской войны Гортхауэр направит сюда столько войска, сколько будет нужно, чтобы покончить с этой страной. Воинов перебьют, прочих в цепях погонят на север, землю отдадут или оркам, или переселенцам из северных и восточных земель. Если только Берена не поддержат эльфы… Но Фингону будет не до этого, а Маэдрос… Гортхауэр и Илльо в свое время сделали все, чтобы Маэдрос узнал о Сильмарилле. Остается Нарготронд. Темное, тайное королевство. Но Нарготронд отрекся от Берена и Финрода. Нет, поддержки Беорингу ждать неоткуда.

Если представить себе, что пойманный орками человек действительно лазутчик беорингов… то Берен может рассчитывать на раздор в лагере. Собственно, раздор в лагере он уже получил. Тогда, скорее всего, он рассчитывает на то, что орудийщиков завтра не пустят в бой. Однако же он не дурак, и что-то наверняка придумал на случай, если орудия все-таки отправят на поле. Значит… Значит, нужно заставить его поверить, что орудий не будет, и вызвать именно на такие действия… Ох-хо, не перехитрить бы себя самого… Ни на что мы его не вызовем, вот в чем дело. Мы болтали без умолку, а он сидел и слушал, сидел и слушал… Он знает, что Гортхауэр будет нас ждать еще три дня, с него достаточно просто сидеть там и не пускать нас. Он замрет, затаится. Он мастер выжидания и засады.

Итак, орудия — к бою. Разбить засеку. И затем в наступление — стрелков. А если Берен против стрелков пустит конницу? Нет, смысла нет. Никто не держит конницу за засекой, и вообще эта узкая глотка ущелья — неудобное место для конницы. Нет, конницу Берен проведет там, где мы не смогли пройти — долиной Фойн, благо он держит все господствующие над этой местностью вершины. Он проведет ее там, чтобы ударить нам в тыл, и вот тут эта конница должна встретить заграждение… Заграждение из возов с частями тяжелых метательных орудий — все равно сейчас мы тащим их с собой мертвым грузом. Здесь им нужно дать бой и здесь разбить их. Значит, конное знамя должно ударить им в бок. Проклятье, конницы у меня слишком мало… А теперь вдобавок ее придется отвести слишком далеко от места битвы — к западу от долины Фойн…

А если Берен предвидит и это? Зачем ему, собственно, бросать на заграждения своих лучших бойцов, если стрелки большинстве своем — опять же беоринги… Нет, он будет вести битву за души, а не за тела; сделает что-то такое, чем попробует покорить свое войско…

Нужно сделать так, чтобы он напал. Чтобы не мог не напасть, чтобы его люди прокляли его, если он не нападет…

Выход пришел на ум сам собой. И был этот выход настолько мерзким, что Илльо перекосило всего. Но ничего другого не оставалось…

Он крикнул своего оруженосца — нового, взятого взамен убитого Эннора — и приказал ему позвать Болдога…

* * *

Происходящее было так любопытно Даэрону, что на краткое время он даже перестал бояться за Лютиэн. Прежде он никогда не занимался делами военными, ибо враг не мог пересечь пояс Мелиан, а если применить силу требовалось вне Дориата — это делал Маблунг. В былые же времена, когда тэлери странствовали под звездами к берегу последнего моря, в войне ничего от искусства не было. Оружием эльфов и их врагов, орков, были луки, копья и палицы, битву же выигрывал тот, кто лучше стрелял, метал копье, находился не в очень сильном меньшинстве и при этом знал местность и использовал ее особенности. Сейчас же война больше напоминала Даэрону нолдорскую игру в башни, а Берен походил на игрока, расставляющего свои фигуры на доске.

— Они выдвинут против нас орудия, — напротив линии, что изображала засеку, он поставил в грязи несколько точек кончиком прута. — Двадцать четыре штуки. Шестнадцать из них назначены для того, чтобы стрелять в сомкнутый строй. Восемь — метать камни через препятствие.

— И эту засеку они сметут, как кабан паутину, — проворчал Гортон. — Ярн, какой дурак строит такую хлипкую засеку, да еще там, где ты ее поставил?

— Да, — согласился Берен. — Только такой дурак, который согласится ее отдать. Что нам нужно? Чтобы они вошли в долину. Чтобы потеряли себя от ярости. Втянулись в погоню. Поэтому мы отдадим засеку и будем отступать.

— Докуда? — спросил Роуэн.

— Досюда.

— Ого. Ты им пол-долины отдаешь.

— Отдал бы и больше: здесь самое удобное место. Риона, пока у нас есть время придумать что-нибудь другое, ответь сейчас: тебе хватит смелости?

Риона ин Финвег Мар-Мэрдиган, статная женщина с проседью в черных косах, молча кивнула.

— Хорошо, — сказал Берен. — Смотри же: я на тебя полагаюсь.

— А если… — тихо проговорил Рандир. — Если он…

— Если так, — столь же низким голосом ответил Берен, — то не зря же конники ездили в Друн.

— Ох, не зря, — согласился Роуэн. — И в бурдюках везли, и в бочках, только что за щеки не набрали этой дряни. Место узкое, должно хватить…

— И вереск, — добавил Гортон. — Потому, фэррим, держаться надо другим берегом речки.

— Это верно, — согласился Берен. — Тогда Бретильские Драконы садятся на конь, а из вас, фэррим, — кивнул он Гортону и Хардингу, — каждый берет на седло по стрелку. И мы переползаем долиной Фойн. Если Ильвэ не дурак — а он не дурак, — он укрепит выход из долины. С деревом у него то же самое, что и у нас, посему он использует телеги. И тут важно помнить, что верховым наскоком мы дело не решим, а только сами все поляжем. Верховые нам понадобятся, если Ильвэ выведет из-за возов свою пехоту, а до того — щитники и стрелки.

— Хорошо, — кивнул Гортон. — Тогда берем другое: не станут орудийники стрелять в своих баб и детей.

— Тогда у них там должна начаться крепкая драчка, — сказал Берен. — Ибо Ильвэ приставит к стрелкам орков, а успеем мы помочь им отбиться или нет — я не знаю. Брандир, — Берен показал прутиком на молодого командира стрелков. Бей по оркам. Вы, — прутик указал на дортонионских стрелков Фин-Риана, — вперед, защищайте баб и детей. Орки же, как пить дать, на них кинутся. Перебейте орков, заберите женщин и детишек — и назад. Все оттуда назад, едва услышите рог. Попробуйте взять орудия; не сможете — пес с ними, все равно как только рог — назад. Лорд Элвитиль, не молчи. Мне же нужно знать, что ты обо всем этом думаешь.

Все взгляды обратились к Элвитилю, с чьим мнением Берен считался больше, нежели со своим. Этот эльф с необыкновенно синими, синее неба, глазами говорил мало, но всегда оказывалось, что он прав. Годы плена сделали его лицо более угловатым и жестким, чем обычно бывают лица эльфов, и гораздо более непроницаемым — трудно было понять, что он думает и чувствует, если он не желал этого сказать. Глаза он обычно прятал под ресницами все по той же привычке узника, и поначалу всем показалось, что он был погружен в себя и не услышал слов Берена — но тут он вскинул голову и обвел всех взглядом, подарив каждому теплый синий блик.