Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

Они запомнят этот день надолго. Моя любимая боль, встречайте! Мой послушный фантом, мой призрак, пустое место, на всех рецепторах и нервных окончаниях вашего черного тела, знакомьтесь — Маэстро Фантомная Боль.

Человек встречается с ней редко, обычно, когда теряет какую-нибудь конечность. Она приходит невидимая, как привидение, но ты чувствуешь, как робко она покусывает твою отлучившуюся в другое измерение конечность. Это замогильные монстры пробуют на зуб твоё тело. Умри, и ты окажешься на их столе весь, целиком.

Детские монстры, я слепил из них воображаемое чудовище с пятнадцатью головами, сорока семью хвостами, с несчетным количеством всевозможных конечностей и замысловатых, максимально чувствительных отростков. Пусть называется «Бабай», легендарный кошмар и герой большинства детских страшилок. Я соорудил это невиданное существо и прилепил к его телу Ворону и обоих ее чокнутых помощников. Каждый стал головой, прыщом головы на огромном бесформенном теле. И я дал всем им почувствовать Бабая изнутри. Срастись с ним. О, бедные рецепторы! Какая лавина импульсов, какой водопад информации, центральная нервная система едва справляется, что же будет дальше, когда я начну резать этого монстра, вырывать ему языки и ноги, дробить кости и жечь огнем и ядами его чувствительные отростки. У человека около двухсот костей, мне этого мало — в моем Бабае их в тысячу раз больше, и сейчас я сломаю каждую. Для вас, дорогие мои психи. Вы думаете, что знакомы с болью? О, нет. Вы даже не нюхали ее гнилой перегар, не слышали ее гулкие шаги, не ловили на кожу отблески ее обжигающего сияния. Я покажу вам, что такое боль. Я — ваша боль. Вам нравятся ужасы, нравится читать и смотреть, как у людей рвется кожа и вылазят кишки, теперь пришло время все это почувствовать. Лично. Увидеть и почувствовать скрытое измерение ваших любимых книг крови. На себе, в своем собственном аду, с кровавыми приветами всем этим Баркерам и Уэлшам. Да, Ворона, кожа рвется не на бесчувственной бумаге, она рвется здесь, сейчас, где ей самое место — на тебе.

Чтобы моя компания не дезертировала в болевой шок — я сделал все бескровно. Звучит странно, ведь все происходит лишь в воображении моей шизанутой компании. Мозг, однако, часто рисует то, чего нет. Его зрение питается от рецепторов, а те кричат от боли. Так мозг додумает и потерю крови, и потерю плазмы, и даже экссудацию. Хотя мало кто знает, что это такое, и что это смертельно.

Малыши с недоверием уставились на неожиданно побледневших ассистентов и докладчицу. Я шепнул сидевшей рядом женщине, что выступающим, кажется, плохо, и надо бы обратиться в администрацию, или даже вызвать скорую. Девушка встала, поднялась на цыпочки, она была низенькая, и присмотрелась. Им плохо, да… Это еще мягко сказано! Знала бы она, насколько им сейчас плохо. Разноцветная толпа карапузов замерла в изумлении. Едва дыша, Ворона легла на пол и забилась в конвульсиях. Жора повалился на стол, рассыпав инструменты. Сеня сполз по стене и сложился в кокон, а на его лице выступила испарина.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Пока родители эвакуировали своих притихших гномиков, я пробрался ближе к россыпи хирургической утвари, вокруг которой корчились на полу мои бывшие товарищи. Ворона уставилась на меня раздутыми красными глазами, скрипя зубами и скалясь. Жора выл, обхватив голову, сначала тихо, а потом все громче и громче. Наконец, когда кроме нас никого не осталось, из него вырвался пронзительный нечеловеческий крик, а рот открылся до того широко, что губы покрылись вишневыми трещинами. Внезапно он открыл свои прежде зажмуренные глаза, и я увидел, как дрожат его огромные почерневшие зрачки. Меньше всего, кажется, проявлял себя Сеня. Он так и лежал, сжавшись в гигантское яйцо, внутри которого часто и громко рычал. Какой-то у него был, видимо, свой особенный способ противостоять сильной боли. Скорая приехала, когда изо рта Жоры начала идти желтоватая пена. Ворона случайно зацепила рукой один из своих пирсингов, некрасиво разодрав нижнюю губу, и стала похожа на вурдалака, которого рвет кровью.

Через несколько минут все закончилось. В комнату влетели мужики в синих штанах и куртках, и забрали все, что осталось от моего Бабая. В карете психам, конечно же, полегчало, и я думаю, тогда они и задумались над местью. Да уж. Я очень надеялся, что они поймут, с кем связались, и что лучшее решение — обо всем забыть. Лучшее, хоть и не простое.

Но я ошибся.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Через неделю ко мне заявился Вадик Порох. Я даже не сразу понял, что это был он — уши на месте! Я стал к ним присматриваться, его это уши или не его? Он приехал за вещами Вороны. Собирал их по всей квартире, сверяясь со списком и сопя. От меня он молча отводил взгляд. Мне тоже было неловко. Неловко и стыдно. Наконец, он не выдержал, швырнул в сторону какую-то Воронину тапку и произнес:

— Жора боится из дома вылезать. Сеня на таблетках. Ворону в дурке держат… Мы же все тебе верили!

У меня пересохло во рту.

— За что ты их так? Тебя хотя бы раз кто-то из ребят обидел? Хоть раз, а?!

«Нет», — ответил я мысленно, и почувствовал, как в моей душе просыпается и расправляет костлявые крылья нечто большое и уродливое. Что-то пострашнее, чем простая боль. И будто видя это, Вадик продолжил:

— Думаешь, мы боимся твоей дурацкой суперсилы? — он пренебрежительно хмыкнул. — Да она же не настоящая, твоя боль. Не страшная. Предать друзей — вот что больно и страшно. Мразью стать.

Он посмотрел мне в лицо, гоняя желваки перед своими вновь пришитыми ушами, и больше ничего не сказал. Подобрал в сумку последнюю тапку, скомкал и швырнул мне в лицо бумажку со списком. И ушел, оставив меня один на один с этим новым зловещим монстром, который уже полосовал когтями мое сердце. И это было действительно больно, но, увы, — с этой болью я ничего сделать не мог. Угловатый, дерганый почерк Вороны, я подобрал и развернул ее список: «… чашечка в виде котенка, там одна только черная, увидишь… черные тапочки, не белые же, черт меня… и будешь уходить, скажи этому психу, что я буду скучать».

Мне было очень плохо. Меня терзала совесть. Я пытался найти Ворону, но след ее терялся сразу за отделением скорой помощи. За ним ни о какой «вороне» никто