Простые смертные - Дэвид Митчелл

Летучая мышь зигзагами носилась по саду, пересекая длинные полосы света и тени.

Моей первой мыслью было: «Слава богу, моя девочка спасена!»

Моей второй мыслью было: «Я не могу ее потерять!»

Моей третьей мыслью было: «Слава богу, она спасена!»

Куры что-то клевали, кудахтали и возились возле своей кормушки; осенний, хрупкий, почти лишенный листвы сад шуршал под порывами вечернего ветра.

– Магно! – воскликнул Рафик. – Слушай, Лол, этот здоровенный корабль приплыл сюда из самой Исландии специально за тобой!

– Но как же моя семья? – услышала я голос Лорелеи.

– Разрешение на иммиграцию есть только для мисс Орварсдоттир, – Аронссон повернулся ко мне. – Только для нее. И это не обсуждается. Квоты у нас очень строгие.

– Но я же не могу бросить мою семью! – сказала Лорелея.

– Это трудно, я понимаю, – сказала ей лейтенант Эриксдоттир, – но все же подумайте хорошенько, Лорелея. Пожалуйста, подумайте. На Арендованных Территориях вы жили в относительной безопасности, но, как вы и сами сегодня поняли, эта жизнь в прошлом. Кроме того, довольно близко отсюда находится неисправный атомный реактор, а это очень опасно, особенно если ветер дует с той стороны. Исландия безопасна. Именно поэтому наши иммиграционные квоты столь строго соблюдаются. У нас есть электричество – благодаря геотермальным источникам, и о вас позаботится ваш дядя Хальгрид и его родные.

Я хорошо помнила старшего брата Орвара – по лету, которое провела в Рейкьявике.

– Значит, Хальгрид жив?

– Разумеется. Наше изолированное географическое положение спасает нас от самого худшего… – капитан Аронссон поискал нужное слово, – …от всех трудностей, связанных с Затемнением.

– Но, должно быть, на земном шаре существует немало исландцев по рождению, – сказала Мо, – которые молятся deus ex machina, чтобы такое судно, как ваше, подплыло к дальнему краю их сада. Почему именно Лорелея? И как получилось, что вы прибыли столь своевременно?

– Десять дней назад мы узнали, что «Pearl Occident Company» планирует уйти из Ирландии, – спокойно ответил капитан. – И один из уважаемых советников нашего президента, – Аронссон искоса глянул в сторону Гарри Веракруса и чуть нахмурился, – убедил нашего президента, что репатриация вашей внучки – это проблема государственной важности.

Мы все, разумеется, тут же уставились на мистера Гарри Веракруса. По всей видимости, этот молодой человек был персоной куда более влиятельной, чем это могло показаться. Он стоял опершись о калитку, точно сосед, заглянувший поболтать, и на лице у него было написано: «А что я-то могу сказать?» Однако он все же сказал, обращаясь ко мне, и меня снова поразило, до чего молодо звучит его голос:

– Обычно, Холли, я гораздо лучше подготавливаю почву и делаю это заранее. Но на этот раз у меня попросту не было такой возможности. Чтобы все сразу расставить по своим местам и не особенно вдаваться в подробности, скажу сразу: я – Маринус.

У меня все так и поплыло перед глазами; я пошатнулась и ухватились за первый попавшийся предмет – за дверную раму и за локоть Лорелеи. Мне казалось, что я слышу, будто кто-то с шелестом переворачивает страницы очень толстой старинной книги, но это всего лишь ветер шуршал в густых зарослях. Доктор Маринус из Грейвзенда; психиатр Айрис Фенди из Манхэттена; бестелесное существо, голос которого слышался у меня в ушах в подземном лабиринте, который не мог существовать, но все же существовал; и этот молодой человек, который внимательно смотрел на меня сейчас с расстояния в десять шагов…

Погодите. А почему я, собственно, так уверена? У этого Гарри Веракруса вид, безусловно, честного человека, но такой вид обычно у всех удачливых лжецов. И тут в ушах у меня прозвучал его голос: Лабиринт Жако, помещение с куполом, тени птиц, золотое яблоко… Взгляд молодого человека был спокойным и понимающим. Я вопросительно посмотрела на остальных, но больше никто этих слов не слышал. Это я, Холли. Действительно я. Прости, я вовсе не хотела тебя шокировать своим внезапным появлением. Я прекрасно знаю, какой у тебя сегодня был трудный день. Но так уж вышло.

– Ба? Что с тобой? – В голосе Лорелеи слышалась паника. – Ты не хочешь присесть?

Дрозд-деряба пел, сидя на моем заступе, воткнутом в грядку с капустой.

А Маринус – я вспомнила этот глагол – продолжал мне телепатировать: Это очень долгая история. То золотое яблоко – помнишь? – могло спасти только одну душу, так что мне пришлось искать иной выход из лабиринта и иного «хозяина». И этот путь оказался долгим и окольным. Прошло шесть лет, прежде чем я смогла возродиться в одном восьмилетнем мальчике из сиротского приюта на Кубе, что почти совпало с началом карантина в 2031 году. Лишь в 2035 году я наконец смогла покинуть остров. Моему тогдашнему «я» было всего двенадцать лет. Когда же я все-таки добралась до Манхэттена, то оказалось, что местность вокруг дома 119А совсем одичала, а сам дом заброшен. Мне потребовалось еще три года, чтобы связаться с оставшимися в живых Хорологами. Затем начались неприятности с Интернетом, и выследить тебя стало почти невозможно.

– А как же та Война? – спросила я вслух. – Вы – то есть мы – тогда победили?

Улыбка молодого человека была весьма двусмысленной. Да. Можно сказать, что победили. Анахоретов больше не существует. Хьюго Лэм был последним, и именно он помог мне спастись из царства Мрака, но мне неизвестна его дальнейшая судьба. Ведь он больше не мог пополнять запас своих психофизических сил за счет Черного Вина, так что теперь он, должно быть, уже довольно пожилой человек, если вообще сумел дожить до сегодняшнего дня.

– Холли? – Судя по выражению лица Мо, она была уверена, что у меня внезапно поехала крыша. – Какая война, Холли? О чем ты?

– Это мой старый друг, – невпопад ответила я. – По тем временам, когда я… еще писала книги.

Не знаю почему, но Мо мои слова еще больше встревожили.

– Точнее, сын старого друга. Холли именно это хотела сказать, – вмешалась Маринус. – Моя мать была коллегой того психиатра, который лечил Холли еще в детстве, в стародавние времена.

Капитан Аронссон очень вовремя получил какое-то сообщение и в данный момент, отвернувшись от нас, что-то говорил по-исландски в микрофон своего невероятно сложного шлема. Потом он посмотрел на часы, выключил переговорное устройство и снова обратился к нам:

– Капитан нашего судна хочет выйти в море через сорок пять минут. Я понимаю, Лорелея: это маловато, чтобы принять столь важное решение, но мы бы не хотели привлекать к себе излишнее внимание. Прошу вас, обсудите все с вашей семьей, а мы, – он посмотрел на лейтенанта Эриксдоттир, – постараемся, чтобы вам никто не мешал.

Мыши-полевки, куры, воробьи, собака. Сад был полон глаз.

– Вам лучше пройти в дом вместе с нами, – сказала я Гарри Маринусу Веракрусу.

Он со скрипом отворил калитку и вошел во двор. Как здороваться с возродившимся «вечным человеком», которого ты не видела восемнадцать лет и считала погибшим? Обнять? Поцеловать? По-европейски два раза коснуться щекой щеки? Гарри Веракрус молча улыбался, но в ушах у меня звучал голос Маринус: Это очень странно, я понимаю, Холли. Но все равно – добро пожаловать в мой мир. Или, точнее, с возвращением в наш мир. Хоть и ненадолго. Я отступила в сторону, пропуская молодого человека в дом, и вдруг меня осенило.