Романески - Ален Роб-Грийе

просматриваемых бумаг и т. п. (могут два-три раза прозвучать и шумы внешние, например далекий звонок, хлопанье дверей, и каждый раз А, всполошившись, напрягает слух).

Ночь. Окна зашторены. А у себя в номере; на ней белое дезабилье (вероятно, накинутое на ночную рубашку), дорогое и очень нарядное. Это одеяние может казаться уместным и забавным одновременно, но непременно соответствующим вычурности декора. Стоя посреди комнаты, А производит впечатление человека, который чувствует себя хоть и спокойным, но немного забытым. Взгляд у нее отрешенный, но это не бездумность, а ожидание. Глаза женщины широко раскрыты, волосы причесаны по-ночному, свободно; губы накрашены. Это — женщина, скорее ждущая любовника или мужа, нежели Морфея.

А делает несколько нерешительных шагов (но не тех тревожно-неуверенных, какие мы наблюдали недавно), затем, чтобы чем-то себя занять, берет какую-то книгу, включает небольшую лампу и подходит к секретеру с откинутой крышкой. Все эти действия несколько сомнамбуличны и следуют за долгими минутами выжидания. А выдвигает ящик (не какой-нибудь маленький ящичек, а нечто широкое и глубокое!) и, рассеянно пошарив в нем, достает чистый лист бумаги (формат коммерческого бланка), который кладет на крышку секретера. Снова что-то ищет (конверт, карандаш?) в ящике и, не найдя, запускает туда обе руки, сначала выдвинув ящик побольше, откуда извлекает пачку любительских фотографий (формата почтовой открытки; возможно, большего). Нимало не удивившись находке, она берет несколько штук и разбрасывает их по крышке секретера — все это ее снимки, сделанные в гостиничном саду и нередко в обществе X (мы их видели в различных сценах фильма). Женщина берет снимки по одному и подносит ближе к глазам, чтобы получше рассмотреть. Очень хорошо (может, даже слишком хорошо?) слышен звук, издаваемый глянцевыми — довольно упругими — фотокарточками, которые она перебирает.

Камера приближается тоже, так что последние снимки мы видим крупным планом: они заняли почти весь экран, и рук женщины более не видно. Смена плана совершается внезапно, но фотографии остаются лежать на старом месте и по-прежнему слышно, как их перекладывают.

Последняя «картинка» полностью занимает экран, не оставляя никаких полей (не исключено, что это уже не фотокарточки, находящиеся в руках у А). Кадр статичен. На нем представлены рассматривающие скульптурные фигуры X и А, именно те, которые фигурировали в начале фильма. Однако во время смены планов все еще слышится шелест перебираемых женщиной снимков; он будет слышен и на трех других планах, хоть и не имея к ним никакого отношения.

Еще один фиксированный план, на этот раз вписанный в ритм чередования фотографий; это сад (панорама), в глубине которого видны X и А; их фигуры, показанные издали, невелики, неподвижны, но создается ощущение, будто они уходят по широкой аллее, исчезающей за горизонтом. Сценой из фильма этот вид не является.

Вид другого места в пустом парке. Вокруг ни души. Этот видеоряд извлечен из панорамной съемки начала кинокартины. Череда образов должна промелькнуть быстро.

Игорный салон отеля: ранее уже виденный стол игроков в домино, которые почти все в сборе. Однако в домино они не играют. На столе приготовлена любимая игра М, который вместо карт разложил костяшки. С ним намерен сразиться X. Соперники расположились на противоположных концах овального стола (их позиции изменены). Лучше всего виден стол, снятый немного сверху, как во время первой игры в домино.

Непосредственно вслед за шелестом перекладываемых фотографий, обозначившим начало плана, слышатся комментарии наблюдающих за игрой.

— По-моему, такая игра бессмысленна.

— Но это надо уметь.

— Достаточно набрать нечетное число.

— Разумеется, существуют определенные приемы.

— Проигрывает тот, кто начинает.

— Помнится, в прошлом году в это играл Франк… Да, да! Играл!

— Надо каждый раз прибавлять к семи. — Из какого ряда?

Не спеша изучив раскладку, X делает знак, что готов к игре; зрители примолкли. Обращаясь к М, X говорит.

X: Прошу, начните вы.

М: С удовольствием. Какую фишку взять?

X взглянул на М, пытаясь понять, насколько серьезно тот настроен, затем вновь посмотрел на фишки и указал на последнюю в ряду из семи костяшек (этот ряд ближе к М, в то время как одиночная костяшка — ближе к X).

X: Эту.

М: Превосходно.

М берет одну костяшку из семи, X — две из пяти, М — пять из семи, X после секундного размышления убрал две костяшки из ряда из трех; М взял три оставшиеся из ряда из пяти. Таким образом остаются три одинокие костяшки в разных рядах. X протянул руку к одной из них, но, подумав несколько секунд, отвел руку назад, ничего не трогая, так как стало ясно, что он проигрывает. Партия разыграна в полной тишине и очень быстро.

X: Что ж, я проиграл.

С этими словами он принимается медленно и вдумчиво, размышляя о допущенных ошибках, раскладывать костяшки для новой партии; камера движется в его сторону.

Негромкий гул в зале постепенно усиливается и достигает максимума в ходе довольно медленного наплыва и остается таким на следующем плане. Мы снова видим комнату, идентичную той, какой она была в последний раз, то есть загроможденной мебелью и перенасыщенной декоративными элементами. А сидит на кровати в том же наряде из белого муслина. Фотографии, которые она только что достала из выдвижного ящика секретера, разбросаны вокруг нее: по кровати, ночному столику, коврам и т. д. Наряду со снимками видов сада, то тут, то там появляющихся на экране, в таком же беспорядке лежат фотоснимки сцены, происходившей в самой комнате (ее интерьер будет другим; см. ниже). А, не двигаясь, смотрит на пол, в особенности на изображение того, что вскоре случится (сцена изнасилования).

На неясном фоне всеобщей болтовни выделяются отчетливо прозвучавшие обрывки фраз:

— Выигрывает тот, кто начинает.

— Надо выбрать четное количество.

— Самое малое нечетное количество.

— Тут логарифмическая серия.

— Каждый раз следует брать из другого ряда.

— Делимое на три.

— Семью семь — сорок девять.

Резкая смена планов. X поднимается по монументальной и безлюдной лестнице отеля, медленно ступая по середине маршей. Полная тишина; она будет стоять и в трех следующих планах.

И вновь комната, но такая, какой была до разгула украшательства: все дополнительные аксессуары исчезли, равно как и разбросанные повсюду фотографии. А находится все в той же позе; сидя на кровати и опираясь на расставленные по сторонам руки, она смотрит в пол. Не изменился и ее наряд — белое дезабилье. План фиксирован. Мы видим не самое женщину, а ее отражение в висящем над комодом зеркале (камера установлена довольно далеко). По прошествии нескольких секунд А поднимает глаза на зеркало и как бы через него пристально вглядывается в объектив