Средневековье. Большая книга истории, искусства, литературы - Паола Волкова
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Перейти на страницу:
1 Мне нужен стих суровый и железный,
Чтоб леденящий ужас передать,
Царящий над последней адской бездной.
4 Но стих мой слаб, чтоб верно описать
Вселенной дно, юдоль скорбей и срама,
На языке, которым лепетать
7 Привыкли только дети: «Папа, мама!»
Но пусть теперь помогут музы мне,
Как помогали некогда оне
10 Благому предприятью Амфиона,
Который стены Фив соорудил[194]
Под лирный звук; пусть мир и слез и стона,
13 Которых я в Аду свидетель был,
В моих стихах сурово отразится.
О, род людской, успевший погрузиться
16 В подземный мир, который грозен так,
Что страшно говорить о нем решиться, —
О, род людской, сошедший в вечный мрак,
19 Тебе бы лучше было в мир родиться
Баранами иль стадом диких коз!..
Когда на дно колодца опуститься
22 К ногам гиганта грозного пришлось,
И я смотрел вокруг себя тревожно
На стены, на гранитный их откос,
25 Тогда услышал голос: «Осторожно
Теперь иди, чтобы пятами ног
Ты раздавить нечаянно не мог
28 Голов теней, измученных борьбою».
Я оглянулся быстро, и тогда
Я озеро увидел пред собою,
31 Застывшее под светлой массой льда,
И озера поверхность ледяная,
Как зеркало, сверкала. Никогда
34 На севере течение Дуная
Под толщью ледяной такой коры
Не пряталось, и если б две горы,
37 Таберник с Пьетрапаной, обломились
И рухнули на этот адский лед,
То ледяной покров недвижных вод
40 Не дрогнул бы… Меж страшных льдин томились
Измученные тени. Иногда
Так, квакая, из сонного пруда
43 Глядят лягушки осенью несмело.
Сокрыты льдом до тех частей их тела,
Где выступают признаки стыда,
46 Сидели тени, щелкая зубами,
С опущенным, безжизненным челом,
С стучащими от холода зубами;
49 Вся горечь мук в молчании немом
В их потускневших взорах выражалась…
Осматриваясь в трепете кругом,
52 Я вниз взглянул, где к призраку прижалась
Другая тень, склонившись близко так,
Что волоса обоих, мне казалось,
55 Перемешались вместе… Тотчас знак
Я подал этим призракам рукою:
«Скажите мне, кто вы? Зачем с такою
58 Мучительно безмолвною тоскою
Друг с другом стали тесно, грудь о грудь?»
И призраки, чтоб на меня взглянуть,
61 Приподняли чело свое и горько
Заплакали, но на ресницах только
Явились капли жгучих, крупных слез —
64 Оледенил их тотчас же мороз,
И очи их смежились, замерзая…
Друг к другу так же тесно приставая,
67 Как две доски, прибитые гвоздем,
И ярости своей не унимая,
Как иногда козел с другим козлом,
70 Два призрака безумно стали драться.
Тут третья тень с опущенным лицом
И с ухом отмороженным, подняться
73 Не в состоянье, стала говорить:
«Зачем на нас так пристально глазеешь?
Иль смелое желанье ты имеешь
76 Узнать — кто эти тени, может быть?
То знай, что та долина, где струится
Бизенцио[195], там обе тени жить
79 Привыкли самовластно; покориться
Им и отцу их старому[196] должна
Была та превосходная страна.
82 Одна их мать рождала, и доныне
Не отыскать в Аду во всей Каине[197]
Подобных душ, низверженных под лед,
85 Где призраки, от стужи мертво-сини,
Склоняются на лоно смерзлых вод.
Не равен по заслугам с ними тот,
88 Кого Артур сразил одним ударом[198],
Ни тот злодей, которого зовут
Фокаччиа[199], ни этот, ставший тут,
91 Передо мной в своем безумье яром, —
Сассоло Маскерони[200]. Если ты
Тосканец только, то его черты
94 Тебе уже знакомы, без сомненья…
И чтоб не тратить больше лишних слов —
Дальнейшие не нужны рассужденья —
97 Я подскажу тебе, кто я таков:
Камичион де Пацци[201] я. Прощенья
Мне в мире нет, но тьма моих грехов
100 Должна бледнеть пред силой преступленья
Предателя Карлино[202], и я жду,
Когда его увижу здесь в Аду…»
103 И сотни лиц передо мной мелькали,
Стонали и от холода дрожали…
Одно воспоминание о нем,
106 Об этом Царстве вечно ледяном,
Где стихла человеческая злоба,
Меня доводит часто до озноба,
109 Когда ко дну спускались глубже мы,
Я трепетал за каждый шаг невольно
От холода и безрассветной тьмы,
112 И вдруг случайно или произвольно,
Ступая меж голов, своей ногой
Ударил я одну из них так больно,
115 Что грешник, изнуренный и нагой,
Заплакал и воскликнул так, рыдая:
«За что меня ты топчешь? Никогда я
118 Тебя не знал!.. Когда сюда сойти
Решился ты, но только не для мщенья
За страшный бой при Монте-Аперти[203],
121 За что же меня мучишь?» В то ж мгновенье
Учителю сказал я: «На пути
Остановись, чтоб выйти из сомненья
124 Я мог теперь и истину узнать —
Кто эта тень, — потом без замедленья
Я вновь тебя готов сопровождать».
127 Путеводитель мой остановился,
И к призраку, который изрыгать
Проклятья не устал, я обратился:
130 «Скажи, кто ты, свой собственный покой
Нарушивший неистовою бранью?»
Тень крикнула: «А кто ты сам такой,
133 Столь равнодушный к нашему страданью,
Что попираешь головы теней?
Когда бы ты к числу живых людей
136 Принадлежал, то слишком бы сурово
Так поступать для существа живого».
«Я жив еще, — я тени дал ответ, —
139 Когда ты об известности хлопочешь,
То я могу, когда того ты хочешь,
Чтоб долго не забыл тебя весь свет,
142 Включить тебя в число имен известных…»
«Не нужно мне похвал твоих чудесных, —
Завыла тень. — В кромешной этой тьме
145 Напрасно льстить ты начинаешь мне!..
Не мучь меня и прочь беги отсюда…»
«Кто ты? Ответь, иначе будет худо!» —
148 Я закричал, и вмиг моя рука
За волоса схватила тень: «Заставлю
Я говорить тебя иль волоска
151 Ни одного на коже не оставлю».
И призрак мне со стоном отвечал:
«Рви ж волоса. Хотя б ты ощипал
154 Всю голову — я не скажу ни слова…»
У грешника стал волоса я рвать
И выдернул их не одну уж прядь,
157 А он, склонивши голову, сурово
Стал лаять по-собачьи. В этот час
Другая тень сказала сзади нас:
160 «Что сделалось с тобою нынче, Бокка?
Иль мало для тебя, что ты жестоко
Зубами научился скрежетать?
163 Теперь же псам ты начал подражать!..
Кой черт тебя так лаять заставляет?..»
«Теперь умолкнуть можешь ты в Аду, —
166 Тут я сказал, — и к твоему стыду,
За что тебя подземный Ад терзает,
Я в мир теперь рассказывать пойду!»
169 «Прочь! — крикнул он. — Я не боюсь позора,
Но если ты отсюда выйдешь скоро,
То не забудь порассказать о том,
172 Кто был известен длинным языком.
Скажи, что ты, спустившись в нашу сферу,
Где дышат все прохладным ветерком,
175 Ты видел в ней Буозо де Дуэру[204],
Который слезы горькие здесь льет
На золото французское… А вот
178 (Тебе вопрос предложат, может статься,
С кем ты еще в Аду мог повстречаться),
Вот близ тебя Беккериа[205], аббат,
181 Изменник, обезглавленный когда-то;
Потом немного дальше брось свой взгляд —
В измене два достойные собрата —
184 Джианни Сольданьер[206] и Ганнелон[207],
А вот и Трибальделло[208]. Предал он
Фаэнцу темной ночью». Отступали
187 Мы далее от грешника и вдруг
В одной из ям со страхом увидали
Двух призраков, обледеневших вкруг,
190 Сидевших так, что первый головою
Для головы другого мог служить
Подобьем шапки. Тот, что под собою
193 К земле успел собрата наклонить,
В его затылок бешено вцепился
Зубами, словно голод утолить
196 Мозгами неприятеля решился.
Тидей[209] так Меналиппа не глодал,
Как этот призрак грыз и пожирал
199 Ту голову и мозгом пресыщался.
«О, ты, который зверством доказал
Всю ненависть к тому, кого терзал,
202 И чьим страданьем гнусно упивался,
Скажи, чем мог тебя он оскорбить,
Чтоб мести я твоей не удивлялся,
205 И если точно мог он совершить
Ужасное какое преступленье,
Скажи — и в светлом мире, может быть,
208 Я сам ему придумаю отмщенье».
Песня тридцать третья
Рассказ графа Уголино[210], вместе с детьми уморенного голодом в темнице. Речь Данте о Пизе и дальнейший путь. Предатель монах Альберик.
Перейти на страницу:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!