Неверная - Кира Романовская

на коленях. Вот только она больше ни за что не побежала к нему даже по газонной траве, не то, что по стеклам.

Они всё потеряли… Она всё потеряла и не могла вернуть обратно, как бы не хотела. Ида хотела, но боялась себе в этом признаться, а уж тем более ему.

Ей вдруг стало нечем дышать и она покачнулась, выставив вперед руки, в одной из которых был клатч, Ида оперлась ладонями о стол с растениямии в ладошки ей впились сотни песчинок острыми шипами боли. В глазах немного потемнело, она заставила себя глубоко вдохнуть спасительного кислорода, чтобы не потерять сознание, но не успела она выдохнуть, как кто-то схватил её за плечи и резко развернул в сторону.

— Ты… — наконец, выдохнула из себя Ида, глядя в зеленые встревоженные глаза, что смотрели на неё из под нахмуренных бровей.

— Я! Ты что-то пила здесь или ела? — зарычал Влад, слегка встряхивая её.

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Тогда что с тобой?

— Воздуха не хватает.

Влад отпустил её и огляделся, нашел две открывающиеся створки окон и открыл их, впуская свежий прохладный воздух. Только сейчас Ида заметила, что на улице льет как из ведра, а у Влада мокрые волосы. На его черном кашемировом пальто собрались хрустальные капли словно маленькие бриллианты. Ида вцепилась обеими руками в маленький клатч, опустив руки, а Влад засунул свои в карманы брюк. Они молча стояли друг напротив друга в ожидании. Ида ждала, что сейчас он отругает её за самовольное оставление дома, а он чего ждал?

— Я твои закидоны уже считать перестал и твои офигительные идеи тоже. — с дикой усталостью в каждом слове сказал он. — Вот эта вот с липовой покупательницей показалась мне даже забавной. Я посмеялся, правда, а потом понял, зачем ты это устроила. Ты такая упрямая, овечка Идочка. Сказал ведь тебе никуда не ходить, зачем ты пришла сюда?

— Захотела. Я ведь теперь по такому принципу живу — хочу-не хочу. — не удержалась от шпильки в его сторону она. — Я стала слишком упрямой…

— Стала? — усмехнулся он и неожиданно по-доброму улыбнулся. — Ты всегда была упрямой, с самого первого дня, как я тебя встретил. Ты всегда была такой, Ида, поступала так, как тебе подсказывали твои внутренние ориентиры, и никогда не сходила с намеченного пути. Тогда меня это не бесило, потому что я знал, что творится у тебя в голове, ты со мной всем делилась и я тебя понимал. Сейчас же ты молча прешь напролом, как будто в тёмном лесу потерялась, и вот это ужасно бесит.

— Зачем ты продал ей наш дом? — выпалила Ида вопрос, который буквально прожигал ей язык.

— Так нужно было. Я тебе позже всё объясню, не сейчас. — тяжело вздохнул Влад. — Во время сделки ты и бровью не повела, когда подписывала документы. Я уж думал, вот она твоя меркантильная натура от спячки проснулась, когда сумму сделки увидела, и сразу забыла, чем был для тебя наш дом. Ты его любила когда-то. Так он всё же что-то значит для тебя?

— А для тебя?

— Ничего. Для меня это просто стены, потолок и пол. Как для тебя ничего не значило обручальное и помолвленное кольцо, ты продала их, как куски металла со стекляшками. — покачал он головой, и Ида будто поникла от его слов. — Наша любовь была не в них, а мой настоящий дом всегда был там, где ты…

Ида словно перестала дышать и крепче вцепилась в свою спасительную сумочку, будто это она держала её и не давала упасть, а не наоборот.

— Номера отелей по всему миру, двушка в пятиэтажке, старый дом на берегу моря, который мы снимали как-то в Португалии, везде был бы дом, если ты жила там. — глухим голосом сказал Влад и сделал ей шаг навстречу, почти вплотную вставая перед с ней.

Ида не отшатнулась и это вселило в него уверенности двигаться дальше.

— Ты пришла попрощаться, так ведь? Со всем, что у нас было. — тихо сказал он, заглядывая в печальные глаза.

Ида не выдержала и опустила голову, устанавливая зрительный контакт со своей спасительной шлюпкой-сумочкой.

— Мы оба помним, как всё было «до», и никогда не забудем, хотя осталось у нас только «после». Я знаю, что ничего не вернуть, Ида. Я знаю, что после всего, что произошло, мы оба изменились, стали другими, воспринимать всё вокруг и друг друга стали иначе. Я знаю, что ты меня не простишь. Ты не забудешь, ты всё помнишь…

Ей хотелось закричать от безысходности, что сквозила в каждом его слове, но она заставила себя повременить с плачем и тихо сказала:

— Помню…

Горячие большие ладони накрыли её ледяные руки, что мертвой хваткой вцепились в кусок натуральной кожи, который вдруг исчез из её поля зрения и ей не за что было больше хвататься. Влад взял её ладошки в свои и крепко сжал, Ида боялась поднять на него глаза, но и вырвать руки оттуда, где стало так хорошо и спокойно, она не могла. Его горячее сбивчивое дыхание будто ласкало ей волосы на макушке, он был слишком близко.

— Я три года вёл себя как обиженный маленький мальчик, ты всё верно сказала. Только этот мальчик забыл, как смалодушничал после предательства и не смог признаться, потому что знал, что ты не простишь. Для тебя это неприемлемо ни в каком виде… Это ты для меня была ориентиром во всём, за тобой я шел, когда не знал, как правильно поступить, ты меня вела. Не наоборот. И когда я показал тебе дорогу на выход, ты правильно сделала, что ушла. Нельзя соглашаться на требования террористов, что удерживают заложников. Им был наш сын. Три года я держал своего сына в заложниках, чтобы ты вернулась, не ко мне, так к нему. Три года я тебя за это ненавидел, что посмела не только мне изменить, но даже в ногах у меня не валялась, вымаливая прощения, и сын от меня как будто был уже не нужен. Без тебя я будто и не жил, так барахтался в какой-то грязи, что-то там делал, в работе копошился, три года как один день пролетели. Один паршивый день. Сыну в глаза смотреть боялся, там была ты, и его вопросы, на которые ответить мне было стыдно. Тебя ненавидел лютой ненавистью, а ты за меня в это время молилась. Вот такой ты человек. Я ничего не сделал, чтобы что-то изменить, я мог найти тебя, легко, ты ведь далеко не убежала. Я понял