Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин

скрипнул зубами и потер лицо. Его рука пахла Светой. Сам он тоже.

— Чем раньше ты поймешь, тем… Быстрее отправишься дальше своим путем…

Банальные, истертые до дыр словечки из фильмов. Да начихать.

Она вздохнула, и в этом вздохе была вселенская скорбь.

Игорь разозлился еще больше.

— Так, слушай. Сейчас я еду к тебе. Мне нужно забрать вещи. Ноутбук, что-то там из одежды. Поняла?

— Да, — ответила Оля.

— Ты дома сейчас?

— Да, — ответила Оля.

— Вот и отлично. Будет хорошо, если ты приготовишь все заранее. Я сразу заберу, верну тебе ключ. И все. Вот так мы сделаем. Так мы сделаем и не по-другому.

Очень длинная пауза. Оля как будто перестала дышать.

— Ты там? — не выдержал Игорь.

— Я поняла.

Она отключилась. Игорь посмотрел на экран мобильника.

Да пропади ты пропадом, дура. Если я раньше презирал тебя или жалел по глупости, то теперь однозначно ненавижу.

Он снова завел машину и поехал.

Было время — квартира Оли казалась ему домом, убежищем, где всегда можно переждать бурю. Найти надежный приют, отдохнуть.

Сейчас, шагая по лестнице, Игорь испытывал только чувство давящего отвращения, такое мерзкое, невыносимое, что хотелось кричать. Он успел изучить подъезд с его трещинами, кое-где отпавшей краской, щербинами на бетонных ступенях, навсегда запомнил его запах. Запах этот складывался десятилетиями, жильцы, сменяющие друг друга, трудились над ним своими телами, своим потом, своими выделениями, своей пищей и дурными привычками. Они создали эту ауру, которую не спутаешь ни с чем, и, погружаясь в нее снова, Игорь терпел муку, сравнимую лишь с тем, когда живьем сдирают кожу.

Лифт не работал, и, добравшись до седьмого этажа пешком, он сделался весь мокрый от пота. К счастью, никто из соседей ему не встретился; кто знает, чем бы эта встреча закончилась.

От злости, усталости и какого-то странного, нелепого опьянения всей этой мерзостью, Игорь видел прыгающие багрово-черные пятна перед глазами. Кровь стучала у него в горле и ушах. Ему казалось, тот яд, что он не до конца выдавил из себя, Олин яд, стал во много раз сильнее. Даже Света, даже ее соки, ее жизненная сила, не могли нейтрализовать эту угрозу.

А что, если он умрет? Может ли быть так, что зараза остановит все жизненные процессы в его теле? Может быть, Оля заранее оставила в нем химические бомбы замедленного действия… И они начали работу, как только она поняла, что назад пути не будет. Поверженная богиня лучше убьет своего возлюбленного, чем отдаст другой. Банальнейший сюжет для мелодрамы. Не доставайся же ты никому! И выстрел. Только в его случае это будет не пуля, а токсин, бегущий по кровотоку и истребляющий здоровые клетки.

Игорь почувствовал острый, но кратковременный приступ паники. Прислонился к стене. Приложил пальцы к запястью. Определить пульс. Пока не поздно. Надо что-то делать…

.. Возьми телефон и позвони — тебе нужна медицинская помощь…

Игорь не стал звонить. Помутнение исчезло. Резко, словно кто-то повернул выключатель. Тошнота, чувство, будто невидимая рука стискивает желудок и кишки, ушло, и теперь Игорь мог дышать свободно. Даже особый запах этого подъезда больше не казался ему отвратным.

Он сделал эти последние шаги к входной двери и позвонил. Оказалось, открыто. Она ждала его. Ну, и отлично. Пора с этим заканчивать.

Обычная квартира. Не лучше и не хуже других, понимаешь? Подави тошноту. Отлично. Уже лучше. Просто это место теперь чужое, и какое тебе дело до чужого?

Переступая порог, Игорь даже улыбнулся.

Ему пришло в голову: «Даже галактические циклы завершаются, почему наши отношения должны длиться вечно?»

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀

⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Ноутбук и аккуратно сложенные стопочкой вещи лежат на низком столике в центре комнаты.

Игорь смотрит на них. Он идиот — забыл взять сумку, чтобы сложить все это, чтобы удобнее…

Оля мнется по другую сторону стола. Игорь не хочет на нее смотреть. И все же — смотрит. Отчаяние охватывает его, за отчаянием следует злость. Он, конечно, не готов к этой встрече, предпочел бы явиться сюда и застать пустую квартиру. Легче оставить записку, чем говорить напрямую, глядя в глаза. Та его часть, что хотела остаться с Олей, рыцарская часть, милосердная часть, стремится получить больше власти и все переиграть.

Игорь застывает на месте.

Оля по-прежнему красива и желанна, и ей не требуется одеваться как модели, прибегать к многочисленным ухищрениям. Даже в домашнем халате она кажется Игорю верхом совершенства.

Он потрясен и раздавлен. Он чувствует каждую каплю пота, стекающую по лбу, щекам, шее, спине. Каждый нерв его обострился и вопит на всю вселенную.

— Ты не передумал, Игореша? — спрашивает она.

Смотрит на него в упор.

— Нет. Не могу. Все кончено.

— Почему? Что я сделала не так?

Игорь размыкает слипшиеся губы.

— Почему ты такая глупая?

— Я?..

— Ты! Глупая. Глупые не понимают элементарного — все проходит.

— Наша любовь особенная, Игореша, — говорит она.

Без помады ее красивый, совершенный ротик кажется бледным. И эта бледность возбуждает Игоря.

— Ничего особенного в ней нет…

— Неправда… — Серые глаза наполняются слезами, а на лице появляется то самое выражение, которое Игорь ненавидит. Вот оно! Та дрянь, та мерзость, которая пряталась в ней до поры до времени, но вышла наружу только недавно. Плаксивое дребезжание в ее голосе просто сводит с ума. Чтобы не слышать его, он мог бы, наверное, схватить ее за шею и сжимать, и сжимать, и сжимать, пока она не сдохнет.

Так всем было бы лучше.

— Неправда, — звенит ее голос, похожий на истерический вопль гигантского комара, — неправда, и ты знаешь это… Мы с тобой особенные, мы встретились, хотя вероятность этого была так мала!..

— Особенные, — соглашается Игорь, с ненавистью посмотрев на нее. До него, кажется, доходит — он до сих пор до безумия любит ее и хочет… — Но есть и другие. — Язык еле слушается. Видения заполняют голову. Слившиеся тела… Бешеный танец плоти… Пот… Соки… Слизь… Соитие на грани смерти… Соитие…

— Игореша, — говорит Оля, — Игореша, очнись и посмотри на нас… Мы созданы друг для друга…

У меня есть Света. Никто мне больше не нужен.

Он посмотрел. Серые глаза. Сейчас они серые, а когда… Они меняют цвет, могу менять без труда: от угольно-черного, до радужного, где все цвета вертятся вакхическим хороводом.

У меня есть Света. Никто мне больше не нужен.

— Существуют и другие, — выдавливает он из своего пересохшего горла. И голос как будто не его. И сам себе он словно незваный гость, по ошибке явившийся