Пророчество без букв - Юлия Цезарь

— Тебе нравится? — она прикрыла глаза и медленно повела руками от шеи вниз, лаская себя ладонями, представляя на их месте руки любимого. Да она чувствовала их уже на себе. С томным выдохом произнесла: — Покажи, как ты любишь свою госпожу.

Гинтар не трогал. Любовался. От его взора не утаилось ни одно движение этих шустрых пальчиков, каждый сантиметр кожи он осмотрел несколько раз; глазами особенно надолго задержался на грудях, представляя, как он ласкает их, как пробует и играется с сосками. Казалось бы — вот она, бери, ведь дают. Но так не интересно. Госпожа хочет, госпожа приказывает…

Гинтар медленно и осторожно протянул к ней руки и обвил поясничку, прикасаясь кончиком носа к низу живота солнечной. Он не торопился, наслаждался. Наконец-то им некуда спешить. Не помешают родители, не нужно думать о том, что их могут застукать слуги или прохожие. Время принадлежало им, и Гинтар собирался воспользоваться каждой секундой, растягивая их как можно дольше.

Он долго не касался её губами, лишь вдыхал запах кожи прекрасной эльфийки, водя носом по телу, едва касаясь. А пальцами на её манер ласкал шершавую от шрамов спинку. Но любил эти шрамы — это часть её тела, и спина не должна была остаться без его внимания.

Когда Гинтар вдоволь насладился запахом, он поцеловал её. Сначала осторожно, невесомо, поднимаясь выше к пупку, у которого задержался и который пощекотал язычком. Он был нежен со своей госпожой, сдерживал себя и свои порывы. Госпожа должна была остаться довольна.

Он молча выполнял её приказ, и лишь когда губами стал дотягиваться до грудей, вернулся обратно вниз, обвивая худенький животик и оставляя на нём влажные дорожки, которые тут же убирал поцелуями.

Приятные мурашки разбегались по всему телу от его прикосновений. Поцелуи обжигали кожу, но мало, слишком мало. Поймав его руки, не терпя отказа, она положила их себе на грудь и сжала, приказывая, чтобы он занялся ею. А сама зарылась освободившимися руками ему в волосы. Она могла бы сразу приказать ему взять ее, даже порывалась несколько раз прокричать это, но она помучает себя томным ожиданием, чтобы насладиться сполна отведенным им временем. Внизу уже бушевал пожар, хотелось притронуться, удовлетворить себя, чтобы он смотрел, как ей хорошо от его прикосновений. Но она терпеливо ждала и принимала его ласки. Время есть, эта ночь только для них сегодня.

Мужчина покорно поднялся с колен, хоть ему и приходилось стоять на полусогнутых, не чувствовал боли в ногах. Какая боль, когда руки то и дело сжимают упругую, такую красивую, возбуждающую грудь?

Туманный эльф прижался к телу Валанди, не контролируя свои толчки в неё, пока губы исполняли приказ на сосках — сладкие горошинки, которые он посасывал, то одну, потому другую, оттягивал и покусывал.

— Что ещё хочет моя госпожа? — это был не просто вопрос, толчок, мольба. Тяжело, как же ему было тяжело, но как прекрасно. — Это? — свободные руки перешли к штанам и ловко справившись с тесёмками, приспустили их, забираясь в бельё к сокровенному. Он не проникал, лишь положил ладонь на половые губы и поглаживал складки. — Это? — язык с неохотой оторвался от игры с сосочком, вырисовывая узор на ключице, поднимаясь выше к шее, уху, хрящик которого он обвёл, и после долгого посасывания мочки, горячий шепот на ухо: — Это? — закрыв глаза от наслаждения, для обострения любого тактильного ощущения, почти вслепую Гинтар накрыл губы возлюбленной, но быстро оторвался, ожидая ответа.

— Все и сразу, — она впилась в его губы, прижимаясь всем телом к нему, ощущая, как скользнули пальцы внизу, и тихо простонала, не разрывая поцелуй.

Но остальные части тела почувствовали только противную ткань, разделяющую их. Руки сразу оставили мягкое серебро волос туманного, и непослушные пальцы принялись растегивать рубашку, чтобы ощутить подушечками его горячее тело. Разведя ткань в стороны, она вновь прижалась к нему, наконец получив желанный контакт, а ручки ее поползли вниз по кубикам пресса в поисках другого, ещё более вожделенного.

Из губ туманного вырвался тихий стон. Он стал пружинить в коленях, дабы его тело само стало потираться о её груди. Не мог отказать себе в удовольствии смотреть, как приподнимается и опускается прекрасная кожа от этих манипуляций.

Гинтар не только помог ей снять с себя штаны, но и полностью высвободил и себя, и ее от тканей. И когда они оказались друг перед другом совершенно наги, туманный эльф вновь прижался к ней всем: ногами, низом живота, грудью. Он наслаждался её горячей кожей, обжигал головкой члена, и чувствовал томное дыхание на своей шее.

Один единственный раз он не позволил ей делать что-либо. Вот так чуть-чуть, немного насладиться этим единением, этим соприкосновением душ. Туманному действительно так показалось, что именно души он прикоснулся. Она была живой и светлой, как и волосы Валанди. Она была сладка на вкус, как и её имя. Валанди, Валанди…

— Валанди.

Гинтар вновь опустился перед ней на колени, но при этом утянул девушку за собой, приглашая сесть на него. На траву не ложился, не хотел — хотел сидеть, обнявшись, быть единым целом во всех смыслах, касаться друг друга всем.

— Ах, Гинтар, — его имя вырвалось у нее с выдохом, когда она помогла ему войти рукой. Валанди замерла на мгновение, чтобы прочувствовать его всего, чтобы насладиться моментом единения.

Крепко обнимая его за шею, она начала двигаться. Сначала это были едва заметные движения тазом вперёд и назад, затем они постепенно наращивали темп, и солнечная уже приподнималась, чтобы его член входил и выходил почти на всю длину. Она то припадала к губам Гинтара в поцелуе, то шептала его имя на ухо, обжигая дыханием и кусая мочки в особенно чувствительные моменты.

Как же сносило голову от того, как его имя звучало из её уст. Туманный не сдерживал стонов, теперь ему некого бояться или стесняться — он мог выказать этими, казалось бы, незначительными действиями то, как же ему хорошо.

Он целовал её, целовал трепетно, но жарко. Иногда, когда чувствовал приближение пика, просил затормозить, обхватывая её тельце и опуская на себя до предела, просто ожидая, и мучая ожиданиями солнечную эльфийку. В этот момент слуга улыбался своей госпоже, пусть и немного злорадно. А когда момент уходил, он сам приподнимал её за ягодицы и, мня их, сжимая и вцепляясь ногтями, двигался сам, но не меняя заданного темпа. Она повелевала им, а он терпел. И какая сладкая мука быть в ней, скользить в ней, слушать её.

Гинтар