Письма к императору Александру III, 1881–1894 - Владимир Мещерский

Протопопов был земский начальник в Харьковской губернии, местный дворянин, хорошей семьи молодой человек, честный и порядочный; на сходе крестьян, выведенный из терпения дерзким упорством крестьян и неуважением их, он по молодости вышел из себя, стал кричать, угрожать, с палкою в руках, схватил одного крестьянина, словом, разгорячился; подстрекатели между крестьянами подали на него жалобу, и, увы, губернатор [А. И.] Петров, вместо того, чтобы щадить престиж звания и должности и личность самого Протопопова и подвергнуть его домашней административной каре, отдал его на позорище судебного производства, все газеты России из ненависти к учреждению земского начальника подхватили это дело и закричали: распни его, и суд приговорил несчастного Протопопова к исключению из службы, словом, опозорил и погубил человека на всю жизнь! Дело это имело ужасное значение, благодаря печати, разнесшей его по всем деревням, на авторитет и престиж нового учреждения!

Теперь прошел третий год. Несчастный Протопопов по совету своего губернского предводителя дворянства [В. А.] Капниста приехал сюда пытаться просить о помиловании! О дай Господь ему успеха! Он искупил свою вину легкомыслия и несдержанности сторицею страшными страданиями! Я ездил к [Н. В.] Муравьеву; он сказал мне, что если [И. Н.] Дурново поддержит ходатайство Протопопова, то и он сделает с своей стороны все, что от него зависит, для облегчения несчастному доступа к Царскому Милосердию!

Тут важно и то, что если блеснет луч Милосердия Царского над головою Протопопова, то событие это будет иметь важное нравственное значение в общественном мнении вообще и в мире земских начальников. А затем несчастный Протопопов получит возможность загладить грех молодости честною и доблестною службою!

№ 71

Всемилостивейший Государь!

Отъезд [А. С.] Васильковского поставил меня в затруднительное положение неизвестности насчет способа доставлять подчас достойные Вашего внимания Дневники, так как имею невольный страх передавать их на почту, страх перлюстрации.

Кое-что лежит у меня готовым, а как переслать, не знаю; может быть, Вы разрешите посылать через Августейших Детей Контору, то есть через заместителя Васильковского, или через посредство С. Ю. Витте, как человека, который умеет соблюдать тайну и уж никому ничего не скажет. Только он и есть. Но затем как мне узнать: как делать? Думал, что может быть Вы удостоите сказать Витте мне передать Ваше приказание; если через Контору, то достаточно было бы сказать: пусть по-прежнему посылает, а я буду знать, что это значит. Об Витте же я подумал потому, что это лучший способ, чтобы посылание конвертов оставалось в тайне.

Осмеливаюсь также ввиду наступившего срока просить о разрешении получить мне от Витте выдаваемых мне 30 тысяч рублей.

Не могу выразить, как благодарен Богу за ощущение и сознание, что в нынешнем году легче на душе при разговоре об этой денежной помощи. Еще Бог помог подвинуть «Гражданин» за прошлый год, так что приближаюсь к цифре 5000 подписчиков; усилились доказательства сочувствия уездных предводителей дворянства и в особенности земских начальников. К тому же, как мне все говорят, «Гражданин» выиграл много в том отношении, что я совсем перестал быть резким и личным и не позволяю себе никаких отступлений от строго сдержанного образа речи.

Но успех «Гражданина» поглощается огромными затратами на предпринятое в нынешнем году издание ежедневной газеты «Русь», за 3 рубля в год для простого люда. Подписчиков пока 11 тысяч, а нужно, чтобы издание окупалось, 60 тысяч подписчиков. И вот на это-то, по-моему, святое дело и нужны мне просимые 30 тысяч; не хвастаясь, скажу, что от всех слышу самые одобрительные мнения об этой дешевой газете; следовательно, деньги не пропадают. По справкам оказывается, что «Русь» самая дешевая газета во всем мире. Позволяю себе, чтобы дать Вам о ней понятие, приложить один сегодняшний №р[902]. Все пророчат ей громадный успех на второй уже год. Дай то Бог.

Вчера застал Витте весьма встревоженным по поводу инцидента в Госуд[арственном] совете в понедельник на счет представления [Н. В.] Муравьева ходатайства Принца [А. П.] Ольденбургского о правах на пенсии учебного персонала Училища правоведения[903].

Большинство членов Общего собрания, ввиду сочувствия председателя[904] к ходатайству, высказалось за исполнение желания Принца; но гр. Делянов и Витте составили разногласие, и Витте не столько из-за денег, сколько из-за принципа справедливо, по общему отзыву, великолепно говорил против мнения большинства, так что даже Вел. Кн. Михаил Николаевич после заседания сказал [И. Н.] Дурново, что они знают, что Витте прав, но что не стоит из-за этого делать разногласие.

И действительно, нельзя не признать, что меньшинство вполне право, как нельзя сознавать того, что те размеры пенсий, которые требует Принц Ольденбургский для директора, инспектора и воспитателей Училища правоведения – слишком бесцеремонно и несправедливо велики; а разница, предлагаемая Витте – вовсе не столь велика, чтобы из-за нее установить прецедент для всякого рода таких же ходатайств в будущем. Большинство ссылается на Александровский Лицей и требует приравнения к его цифрам новых окладов для Училища правоведения; но 1) надо признать, беспристрастно рассуждая, что эти привилегии Лицея чересчур велики сравнительно со всеми другими учебными заведениями, гражданскими и военными, а 2) если допустить сегодня прецедент увеличения окладов пенсии для Училища правоведения по образцу Лицея, то завтра Госуд[арственному] Совету очень трудно будет отказывать ходатайствам других ведомств, которые будут ссылаться на его рассуждения по ходатайству Училища правоведения.

Тревога же Витте происходит от того, что нашлись добрые люди, которые сейчас же натравили против него Принца Ольденбургского. Последний, как Витте сказали, рвет и мечет и грозит, если меньшинство восторжествует и мнение его санкционируется, выйти в отставку… А рассердился Принц очевидно вследствие какой-нибудь услужливой и скверной сплетни. Витте, например, говорил в Государственном совете о том, что этим не исчерпаются для Училища правоведения мотивы снова прибегать к государственной казне за помощью, потому что спекуляция займа 360 тысяч, им сделанная в кассу дома умалишенных, оказывается для него убыточною, и затянет его в новые долги: а услужливые друзья, как передавали Витте, наговорили Принцу Ольденбургскому, что Витте будто сказал, что ходатайство Училища правоведения похоже на ходатайство сумасшедшего дома! Можно ли такой вздор допустить, а между тем сплетники таким вздором и такою ложью не побрезгали. Одна, например, цифра показывает, как умерен и основателен протест Делянова и Витте; если допустить, что директор Училища будет после 20 лет получать пенсию, оставаясь в должности, он будет получать 9000 руб. с чем-то, по ходатайству Принца Ольденбургского, а с квартирою и другими статьями будет всего около 13 тысяч; а по предложению Витте выходит вместо 9000 р. 7000 р. Разница невелика, но принцип справедливости относительно всех учебных заведений будет нарушен.