Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

Остановившись на ночлег в одном из больших хуторов, я получил известие, что довольно значительная группа красных сосредоточилась в слободе Гуляй-Борисовке, которая у местных жителей считалась гнездом большевизма. Считаясь с положением этой слободы на фланге нашего дальнейшего движения, я решил взять ее ночной атакой, послав об этом донесение командующему армией.

После хорошего отдыха на хуторе моя бригада выступила около десяти часов вечера и, пройдя несколько часов в полной тишине, перед рассветом атаковала слободу Корниловским полком, который шел во главе колонны. По-видимому, большевики совершенно не ожидали нашего появления. Из крайних хат началась беспорядочная стрельба. Суматоха поднялась по всей слободе. Цепи корниловцев во главе с полковником Кутеповым бегом ворвались в нее, и через несколько минут все было кончено. Мы взяли в плен свыше сотни большевиков, много оружия и запасов всякого рода. Все большевики, которые только могли скрыться, бежали из слободы. Наши потери были ничтожны – пять-шесть раненых.

После станицы Крыловской я еще раз убедился, какое огромное значение имеют в гражданской войне ночные атаки: внезапность налета, полная растерянность противника, ничтожные потери у нас и большие трофеи – результат такой операции. Но конечно, они были возможны главным образом благодаря отличной сплоченности и втянутости в боевые действия добровольцев и малой организованности и плохому несению сторожевой службы со стороны большевиков.

Генерал Деникин был, видимо, очень доволен нашими действиями и разрешил моей бригаде остаться в Гуляй-Борисовке и встретить здесь Пасху. Светлый день мы встретили в исключительной обстановке. Сколько было радости, бодрости и веры в скорое избавление от проклятого большевизма.

В первый день Пасхи я зашел к старшему священнику, у которого хотел расспросить относительно деятельности местных большевиков, попавших к нам в плен. Красивый, еще не старый батюшка лежал на постели больной – в последнем периоде чахотки. Я помню, как он горячо защищал своих бывших прихожан, стараясь найти в деятельности каждого из них хотя бы малейший повод к снисхождению. По моему приказанию военно-полевой суд принял во внимание все свидетельства умиравшего батюшки. Но к сожалению, суровая действительность заставила суд отнестись к некоторым из них более строго, чем он этого хотел, исполняя свой христианский долг. Через два дня священник умер.

Через несколько дней я был вызван в станицу Мечетинскую на военный совет, на котором был принят план наших дальнейших действий. Уже стало определенно известно, что в районе Новочеркасска казаки поднялись и постепенно начали очищать от большевиков ближайшие станицы. Антибольшевистское движение все больше и больше охватывало Донскую область. Но Деникин не хотел сразу возвращаться к донской столице. Слишком много еще было дел на юге. И поэтому решено было пока остаться на юге Донской области, что давало возможность надеяться на скорый подъем и на Кубани.

Вскоре моя бригада была переведена также в Мечетинскую станицу, где и расположилась на отдых. Наступило временное затишье. Добровольческая армия приводила себя в порядок и отдыхала после своего тысячеверстного похода, залечивая свои раны.

«Ледяной поход» был окончен.

Б. Казанович[273]

Партизанский полк в 1-м Кубанском Походе[274]

9 февраля 1918 года из Ростова в составе армии генерала Корнилова выступило три донских партизанских отряда, носившие названия по фамилиям их начальников: отряды Краснянского, Лазарева и Чернецова. Последнего не было уже в живых, но отряд сохранил имя своего доблестного начальника.

В станице Ольгинской отряды были сведены в Партизанский полк под командой генерала Богаевского. Отряды стали именоваться сотнями, сохранив свои названия: 1-я сотня Краснянского, 2-я – Лазарева и 3-я – Чернецова.

Молодой полк показал себя с лучшей стороны в первых же боях Добровольческой армии. После боя у Кореновской полк выдвинулся по направлению к станице Платнировской. Из рядов Корниловского полка я наблюдал спокойное, решительное наступление партизан. В их строю было уже столько черкесок, что полк производил впечатление кубанской части: по вступлении в пределы Кубанской области полк стал быстро пополняться кубанскими казаками – преимущественно пластунами.

При движении за Кубань партизаны оказались в арьергарде и выдержали тяжелые арьергардные бои у Усть-Лабы и у хуторов Филипповских, прикрывая армию от наседавших с тыла большевиков в то время, как остальные части форсировали переправы. Перед станцией Калужской я видел, как генерал Богаевский, стоя открыто, верхом, под огнем большевиков, переправлял своих партизан на крупах лошадей через вздувшуюся горную речку.

После соединения с Кубанским отрядом в станице Калужской к Партизанскому полку был придан один из батальонов Кубанского стрелкового полка, составивший 2-й батальон, в то время как основное ядро партизан образовало 1-й батальон. Здесь же генерал Богаевский был назначен командиром 2-й бригады в составе Корниловского и Партизанского полков, а меня генерал Корнилов назначил командиром Партизанского полка.

Из станицы Калужской полк в составе 2-й бригады был двинут на станицу Григорьевскую, а по взятии ее – самостоятельно на станицу Смоленскую. Бой у Смоленской вышел тяжелым. Наш берег речки, прикрывавшей станицу, зарос густым лесом, простиравшимся почти до станицы Григорьевской, откуда мы пришли, так что об артиллерийской подготовке не могло быть и речи. Напротив, от станицы, стоящей на высоком берегу, пологий скат спускался к реке, давая большевикам отличный обстрел, чем они и воспользовались, развив сильный огонь. Долго все попытки переправиться оканчивались неудачей, и полк нес большие потери. Между прочим, был убит командир 2-го батальона, фамилии которого я не помню, так как знал его только несколько дней. Здесь особенно отличился капитан Бузун, который нашел переправу у мельницы и перебежал со своей сотней на другой берег реки, после чего станица была взята. Казаков в станице не оказалось, а иногородние встретили нас настолько недружелюбно, что пришлось пригрозить им репрессиями, чтобы получить ночлег и продовольствие.

Из Смоленской полк был направлен в Георгие-Афипскую. В упорном бою под этой станицей 1-я бригада и корниловцы залегли под убийственным огнем большевиков и не могли двинуться дальше. Партизаны тоже было залегли в болотистой лощине к юго-востоку от станции железной дороги, но моего окрика: «Ну что вы, утки, что ли, что полощетесь в болоте? Вылезай вперед на сухое!» – было достаточно, чтобы двинуть их вперед. Атака партизан решила участь боя. После этого боя генерал Корнилов сказал мне, что доволен действиями полка. Действия партизан при штурме Екатеринодара подробно мной описаны в сборнике, посвященном десятилетию 1-го похода, а потому я здесь повторяться не буду.

Полк взял ферму, на которой впоследствии был убит генерал Корнилов, предместья Екатеринодара – «Кирпичные заводы» и «Кожевенные заводы» – и был единственной частью, ворвавшейся в Екатеринодар и дошедшей до