Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918) - Владислав Аксенов

Визуальная царская саморепрезентация в условиях роста социальных конфликтов порождала новые способы сведения личных счетов, когда царское изображение становилось инструментом наказания оппонента. Некоторые крестьяне носили с собой солдатские памятки с изображением императора. Во время разгоревшейся ссоры, когда оппонент терял над собой контроль, можно было достать памятку и попросить визави перестать ругаться перед царским изображением, на что, как правило, следовала еще более сильная ругань. Такой прием, например, был применен в ссоре двух односельчан села Натальино Самарской губернии 25 сентября 1915 г.[1952]

С большой вероятностью привлечением по статье 103 заканчивались споры крестьян и мещан с чиновниками в присутственных местах, где висели портреты. 26 января 1915 г. московский мещанин Александр Воробьев, 20 лет, зашел вечером в канцелярию полицейского надзирателя Ново-Александровской слободы города Рязани, не сняв шапки. Находившийся в канцелярии письмоводитель заметил, что Воробьев зашел в присутственное место, где находятся портрет государя императора и образ. В ответ на это Воробьев, указав пальцем на портрет государя императора, сказал: «Этот мне не нужен», затем, указав на икону Спасителя, произнес: «а это — пожалуй» и очень неохотно снял шапку. На дознании Воробьев не отрицал, что произнес приведенные выше слова, объяснив, что портрета государя императора он не рассмотрел, так как письмоводитель заслонил его собой и, кроме того, ему ударял в глаза свет висевшей в канцелярии электрической лампочки; не рассмотрев хорошо, он подумал, что это портрет какого-нибудь должностного лица. 6 июня 1915 г. Воробьев был призван на военную службу и помещен под надзор военного начальства[1953]. Крестьянин Киевской губернии Никифор Бреус, 20 лет, незадолго до этого зачисленный в 27‐й пехотный запасной батальон, в феврале 1915 г., находясь в нетрезвом состоянии, зашел в сельскую управу села Селище и, подойдя к висевшему портрету государя, ударил по нему палкой, грубо выругался и сказал: «За что я иду за тебя служить»[1954].

Вероятно, самой серьезной из допущенных репрезентационных ошибок стало уже упоминавшееся решение властей об удовлетворении «разменного голода» выпуском соответствующих марок. 30 сентября 1915 г. согласно распоряжению министра финансов в оборот были выпущены вместо исчезнувших из обращения серебряных монет разменные марки в 10, 15 и 20 копеек. За основу взяли известную юбилейную Романовскую серию почтовых марок, выпущенную в 1913 г., только теперь их печатали на более плотной бумаге. На лицевой стороне изображались портреты императоров: Николай II (10 копеек), Николай I (15 копеек) и Александр I (20 копеек). В 1913 г. выпуск марок сопровождался казусами в почтовых отделениях: некоторые почтовые чиновники первое время не решались штемпелевать эти марки, боясь «замарать царский портрет», что в соответствии со статьей 103 Уголовного уложения весьма строго наказывалось[1955]. В 1915 г. также не все шло гладко: мелкие марки были неудобны, терялись, часто липли к рукам. Глядя на 10-копеечного императора, обыватели шутили: «Что-то цари нынче дешевы стали», — а хозяйки, расплачиваясь неудобными разменными марками, иногда в сердцах плевали на императорский портрет. В обоих случаях следовало обвинение в нарушении статьи 103. 2 декабря 1915 г. 22-летняя крестьянка Ульяна Тужилкина, зайдя за покупками в мелочную лавку в г. Покрове Владимирской губернии и получив сдачу рваными и грязными марками, в присутствии нескольких лиц сказала: «Этими марками царю бы глаза залепить». На допросе обвиняемая объяснила, что в день происшествия привезли домой ее раненного на войне мужа и потому она была «растерянная какая-то и голова не работала». В лавку она пришла иззябшая — пальцы на руках окоченели, и она никак не могла захватить ими марки[1956].

Тем самым царские изображения в условиях роста социальной напряженности сами по себе становились сильным раздражающим стимулом и вызывали агрессию подданных даже в тех случаях, когда они могли и не питать личной неприязни к изображенному. В других случаях осознанная ненависть к царю выливалась в некие жесты и действия в отношении портретов в ритуально-мистических формах. В полицейских донесениях отмечалось, что иногда изображения царских особ забрызгивались кровью при совершении неких обрядов[1957]. Как уже отмечалось, характерным способом символического вымещения злобы на императора было вырезание глаз на его портрете. Лишенный всех прав состояния сын купца города Минска Лев Михаленко в ноябре 1915 г. в г. Пржевальске Семиреченской области, будучи в нетрезвом виде и разговаривая с товарищами о войне, подошел к висевшему на стене портрету, на коем были изображены государи и правители всех стран, перочинным ножом проколол глаза на изображении государя императора и крестообразно разрезал грудь, произнеся при этом площадную брань[1958].

В других случаях обвиняемые по статье 103 не совершали ритуалов проклятия, а просто высмеивали царя через его изображение. Так, в квартире крестьянина Лифляндской губернии Георгия Торка, проживавшего в Сыр-Дарьинской области, было обнаружено на стене несколько портретов императора, императрицы, царевича, а также всей царской семьи. На одном из портретов государыни на раму были надеты штаны Торка, которые были застегнуты и служили как бы продолжением от пояса фигуры государыни. На другом портрете императрицы части тела были подписаны разными словами, например «мандавошка», «молотилка», «локомотив» и др., на лбу портрета была наклеена сорванная со спичечной коробки надпись «фабрика», на волосах и около правого уха — четыре дыры от гвоздей. На портрете августейшей семьи на груди государя написано «тиски» и «шраубшток», на паспарту портрета намазан чернилами и обведен пером восьмиконечный могильный крест; на копии такого же портрета приколота иглой вырезанная картина скачущей без всадника лошади, спина лошади замазана под цвет фона фотографии, так что создается впечатление, что вся царская семья посажена на эту лошадь; к открытому письму с изображением их величеств и наследника цесаревича приколота иглой вырезанная картинка околелой лошади[1959].

О массовой распространенности подобных действий над царскими портретами говорит тот факт, что иногда крестьяне даже в присутственных местах без видимого повода совершали с изображениями оскорбительные акты. Крестьянин Томской губернии Федор Аренштам, находясь в сельском управлении, приставил к портрету императора папиросу и сказал: «Смотрите, он курит и дым в нос пускает»[1960].