Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

встретился на мосту с герцогом Бургундии, чтобы примириться и решить их разногласия. Действительно, разногласия разрешились, - только разрешились они тем, что герцога Бургундии на этом мосту закололи насмерть! Полагаю, Людовик хочет убедиться, дабы ни у него, ни у меня не возникло искушения окончить наши проблемы подобным путем!'

'Что с Маргаритой Анжуйской, Нед? Людовик готов заплатить за нее выкуп?'

'Да. Если он выложит пятьдесят тысяч крон, она вернется во Францию, где наш царственный друг проследит, чтобы дама предоставила ему все наследственные права, которыми она обладает в отношении Анжу. Не вижу причин, не отпустить ее, пусть уж лучше в моих сундуках лежит пятьдесят тысяч крон, чем она занимает замок Уолингфорд. Видит Бог, Маргарита не опасна. Она уже несколько лет болеет и уже никогда не оправится от гибели сына -'.

Закончить фразу Эдварду было не суждено, он поднял взгляд на вошедшего в шатер Ричарда. Тот не терял времени на различного рода приветствия, прошел мимо собравшихся и спросил у брата: 'Ты в курсе, что творится в Амьене?'

Король не обратил внимания ни на тон, ни на резкость вопроса. 'В курсе чего конкретно мне следует находиться?' - холодно поинтересовался он.

'Того, что все питейные дома, трактиры и заведения терпимости в городе запружены нашими людьми! В Амьене расквартировано целых три четверти английского войска, они ссорятся, устраивают бесчинства и падают на улицах мертвецки пьяными!'

Ричард от гнева совсем себя не контролировал, объясняясь бессвязно. Тем не менее, он даже не взглянул в сторону Уилла, Энтони Вудвилла или Томаса Грея, смотря исключительно на Эдварда и горько прибавляя: 'Большинство из них так напились, что не способны вырвать лезвие из лемеха, если от этого будут зависеть их жизни. Почему ты считаешь их находящимися в безопасности? Ты действительно так доверяешь французам? Если так, то, Бога ради, почему?'

Эдвард начал деревенеть с первых же слов Ричарда. Сейчас он резко спросил: 'Дикон, ты уверен?'

'Крайне уверен'.

Эдвард отпихнул от себя тарелку с такой силой, что она полетела по столу, перевернувшись на пол шатра. Он не обратил на это внимание, казалось, даже не заметив случившегося. Встав на ноги, король двинулся вокруг стола, по направлению к Ричарду.

'Уилл, отправь Людовику сообщение. Передай ему, я желаю, дабы Амьен закрыл ворота для моего войска. Дикон, ты идешь со мной. Прежде всего, нам следует удостовериться, чтобы больше никто не попал в город. Как ты посмотришь, если мы поставим наших людей у крепостных ворот? Далее, мне угодно приказать вывести оттуда своих солдат, как только они достаточно протрезвеют, чтобы идти...'

Лицо Томаса Грея всегда являлось точным отражением его души, выдавая каждый приступ гнева или прилив радости. Он ревновал к Ричарду, причем так давно, как только мог вспомнить. Сейчас это лицо ясно отразило чувства своего владельца, наблюдающего, как отчим и Ричард покидают шатер. Томас выпил последний глоток оставшегося в бокале вина и, обернувшись к дяде, кислым шепотом произнес: 'Мне следовало знать, что Глостер относится к числу немного завидующих нашим солдатам, но могу признаться вам, дядя, это правое дело смахивает на недозревший виноград и отчасти обречено. Ничто не порадует герцога больше, нежели крах вышеозначенного перемирия и злорадство по поводу собственной правоты и неправоты остатка нашей компании!'

Молодой человек совершил просчет, ибо поторопился дать волю языку на один-два мига раньше нужного ему. Ричард уже успел выйти в августовский ливень, но Эдвард задержался - накинуть плащ. Предназначавшаяся исключительно Энтони тирада достигла также и его ушей.

Король повернулся посмотреть на пасынка, увидев, как Томас покраснел, осознав состав аудитории, услышавшей его слова.

'Ты прав', - резко оборвал Эдвард юношу, - 'помня, что я не получаю удовольствия от терпения дураков. Я их совсем не терплю'.

Томас сглотнул, промолчав. Но секунды спустя он метнулся взглянуть на Уилла Гастингса. Энтони поступил также. Уилл улыбался. Неторопливо поднимаясь, он взял плащ и, все еще улыбаясь, вышел из шатра.

Это произошло незадолго до вечерней службы в понедельник. На следующее утро Эдвард должен был встретиться на мосту в Пикиньи с французским королем. Его личному Совету было предписано собраться в монаршем шатре в течение часа для окончательного получения инструкций. Дворяне, сидевшие по обе стороны стола от Эдварда, тем не менее, включали в свое число, как советников, так и приближенных властителя. Только что внутрь вошли королевские братья, родственники - Вудвиллы и Уилл Гастингс. Вскоре к ним присоединились остальные - Саффолк, Нортумберленд, Стенли, Мортон, канцлер Эдварда. Какое-то время общий настрой отличался расслабленностью, а беседа - праздностью.

'Я слышал, как говорили, что французский король не будет в этот день заключать никакой сделки, ибо верит в неудачу любого решения, вынесенного двадцать восьмого числа каждого месяца, к тому же на эту дату выпадает Годовщина Памяти Невинных Младенцах'.

Дополнение Уилла вызвала вспышку интереса Джорджа, поднявшего взгляд и усмехнувшегося. 'В Англии тоже достаточно много людей придерживаются подобного убеждения. Но, как бы то ни было, Нед, ты назначил собственную коронацию именно на данную дату! Искушал судьбу, не так ли?'

'Сказать тебе честно, Джордж, так или иначе, я мало об этом задумывался'. Эдвард взял яблоко из стоящей перед ним вазы, бросив его застигнутому врасплох Ричарду, лишь в последний момент успевшему поймать угощение.

'Сколько людей ты можешь завтра взять с собой, Нед?'

'Восемьсот вооруженных солдат и двенадцать человек личной охраны на мосту, Уилл. Думаю, я возьму тебя, Дикона, Джорджа, Джека, Нортумберленда-'

При упоминании своего имени у Ричарда резко забилось сердце. Он внезапно прервал Эдварда: 'Тебе лучше выбрать вместо меня кого-нибудь другого. Мост в Пикиньи - последнее место, где я намеревался бы завтра находиться'.

Повисла неожиданная тишина.