Граница вечности - Кен Фоллетт

— Зачем ты сюда пришел? — спросил Димка.

— Мне наплевать на эту сучку. Я женился на ней, только чтобы порадовать мать, которой сейчас нет в живых. Но гордость мужчины бывает ущемлена, когда кто-то спит с его женой.

— Ближе к делу.

— Моему бизнесу пришел конец. Никто из армейских не станет говорить со мной и уж тем более продавать мне телевизоры. Те, кто строил себе дачи с четырьмя спальнями за деньги, которые я им приносил, теперь проходят мимо меня на улице, даже не кивнув головой, — я имею в виду те, кто остался на свободе.

— Тебе не надо было угрожать моему сыну.

— Я понял. Я думал, что моя жена раздвигает ноги для какого-то мелкого аппаратчика. Я не знал, что у тебя рука в военных верхах. Я недооценил тебя.

— Так что проваливай и зализывай свои раны.

— Мне нужно на что-то жить.

— Иди работать.

— Давай без шуток. Я нашел другой источник западных телевизоров — к армии не имеет отношения.

— Какое мне дело.

— Я могу снова начать свой бизнес.

— И что?

— Пойдем сядем и поговорим.

— Не валяй дурака.

Злоба снова вспыхнула в глазах Ника, и Димка подумал, что зашел слишком далеко, но огонь погас, и Ник заговорил примирительно.

— Хорошо. Давай договоримся. Даю тебе десять процентов дохода.

— Ты хочешь, чтобы я участвовал в твоем преступном бизнесе. Ты спятил.

— Хорошо, двадцать процентов. И тебе не нужно будет ничего делать, только не лезь ко мне.

— Мне не нужны твои деньги, болван. Это Советский Союз. Ты не можешь купить что вздумается, как в Америке. Мои связи намного дороже, чем ты можешь заплатить.

— Но, может быть, тебе что-то нужно.

До этого момента Димка говорил с Ником, только чтобы вывести его из равновесия, но сейчас он решил воспользоваться появившейся возможностью.

— Да, — сказал он. — Мне кое-что нужно.

— Скажи что.

— Чтобы ты развелся с женой.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты развелся.

— Развелся с Натальей?

— Развелся со своей женой, — повторил Димка. — Что тебе не понятно?

— Это все?

— Да.

— Можешь жениться на ней. Я больше не прикоснусь к ней.

— Если ты разведешься с Натальей, я оставлю тебя в покое. Я не милиционер, и я не борюсь с коррупцией в СССР. У меня более важная работа.

— Договорились. — Ник открыл дверь. — Я сейчас скажу, чтобы она поднялась.

Этого Димка никак не ожидал.

— Она здесь?

— Ждет в машине. Я соберу ее вещи и пришлю завтра. И чтобы я больше никогда не видел ее.

Димка повысил голос:

— Не смей поднимать на нее руку. Если с ее головы упадет хоть один волос, сделка не состоится.

Ник повернулся в дверях и угрожающе наставил на Димку палец.

— И не вздумай отказаться от своих слов. Если обманешь, я отрежу ей соски кухонными ножницами.

Он может, подумал Димка, и у него мурашки побежали по спине.

— Проваливай из моей квартиры.

Ник вышел, не закрыв дверь.

Димка тяжело дышал, словно от бега. Он неподвижно стоял в тесной прихожей и слышал, как Ник топает по ступеням. Он поставил пепельницу на столик. Его пальцы были скользкими от пота, и он чуть не уронил ее.

Все, что произошло, казалось сном. Неужели Ник стоял в этой прихожей и согласился на развод? Неужели Димка действительно испугался?

Минутой позже он услышал другие шаги на лестнице: легкие, быстрые, поднимающиеся наверх. Он не мог выйти из квартиры — он стоял как вкопанный.

В дверях появилась Наталья, своей широкой улыбкой она осветила все вокруг. Она бросилась в его объятия. Он уткнулся лицом в ее вьющиеся волосы,

— Ты здесь, — прошептал он.

— Да, и никогда не уйду.

Ребекка чуть не поддалась искушению изменить Бернду. Но она не могла лгать ему. Мучимая раскаянием, она призналась ему во всем, когда они ложились спать.

— Мне понравился один мужчина, сказала она. — И я поцеловала его. Дважды. Прости меня. Я никогда больше не буду этого делать.

Она со страхом ждала, что он ответит. Он мог сразу потребовать развода. Большинство мужчин так и поступили бы. Но Бернд был лучше большинства мужчин. Она переживала бы больше не оттого, что рассердила, а унизила его. Своим поступком она причинила бы боль человеку, которого она любила больше всего на свете.

Однако реакция Бернда на ее признание была отличной от того, чего она ожидала.

— Продолжай в том же духе, — сказал он. — Закрути роман с ним.

— Как ты можешь говорить такое? — воскликнула Ребекка, повернувшись к нему в кровати.

— Сейчас 1968 год, век свободной любви. Все занимаются сексом со всеми. Зачем тебе упускать случай.

— Ты шутишь?

— Если бы я шутил, это было бы банально.

— Так что ты имеешь в виду?

— Я знаю, ты любишь меня, — продолжал он. — И я знаю, тебе нравится заниматься сексом со мной, но ты не можешь прожить оставшуюся жизнь, не испытав это по-настоящему.

— Я не верю в то, что ты называешь по-настоящему, — сказала она. — У всех все по-разному. С тобой гораздо лучше, чем было с Гансом.

— У нас всегда будет хорошо, потому что мы любим друг друга. Но я думаю, что тебе нужен действительно хороший секс.

И он прав, подумала она. Она любила Бернда, и ей нравился своеобразный секс между ними. Но когда она подумала о Клаусе, представив себе, как он лежит на ней, целует ее и двигается внутри нее и как она поднимает бедра навстречу его толчкам, она сразу стала мокрой. Она устыдилась этих мыслей. Не животное же она. Возможно, и животное, но Бернд прав относительно того, что ей нужно.

— Наверное, я не такая, как все, — сказала она. — Может быть, из-за того, что случилось со мной во время войны. — Она рассказала Бернду — и никому больше, как солдаты Красной армии собирались изнасиловать ее, Карла предложила себя вместо нее. Немки редко говорили о том времени даже между собой. Но Ребекка никогда не забудет, как Карла шла вверх по лестнице с высоко поднятой головой, а советские солдаты шли за ней, как похотливые псы. Ребекка, которой тогда было тринадцать лет, знала, что они собирались сделать, и плакала от осознания того, что это происходит не с ней.

Догадываясь, что она имеет в виду, Бернд спросил:

— И ты чувствуешь вину, что избежала такой участи, а Карла страдала?