Ленинградский меридиан - Владимир Панин

Совершая подобные действия, Рокоссовский не только желал увидеть своего недавнего протеже – капитана Петрова, чей полк находился на самом острие планируемого удара. В штабе дивизии похвастались, что разведчики полка захватили важного языка, но не успели его отправить в штаб фронта. Пленным оказался майор инженерных войск Карл Магель, прибывший в Синявино по делам службы. Завершив инспекцию оборонительных рубежей Липок, рабочего поселка № 5 и Синявинских высот, он собирался вернуться в штаб генерала Линдемана, когда попал в руки советской разведгруппы.

Попал довольно банально. При возвращении из Липок его машина сломалась, не доезжая до рабочего поселка № 5, и майор был вынужден заночевать на хуторе, превращенном немцами в опорный пункт обороны. Командир обороны обер-лейтенант Зиберт угостил высокого гостя чем бог послал, отчего Магель стал часто бегать в туалет, где его и взяли разведчики капитана Сидоренко.

Доставленный за линию фронта, он дал довольно ценную информацию, но начальник разведки был опытным «кольщиком» и сразу почувствовал, что пленный что-то ему недоговаривает.

– Темнит он, Георгий Владимирович, чувствую, не все гад говорит, что знает, – уверял Сидоренко начштаба полка Петрова. – Помоги его дожать.

– Опять! – возмутился Петров, недовольный предложенной ему ролью, которая имела специфический характер.

– Ну надо, Владимирович. Ну вот как надо! – капитан провел ладонью по горлу. – Ну что тебе стоит Чингисхана показать? Раз-два, и он расколется! Нутром чувствую, что расколется.

– Иди ты знаешь куда! – взбрыкнул Петров, но разведчик вцепился в него словно клещ, и тот уступил.

Все дело заключалось в том, что в своем подавляющем большинстве немцы стали жертвами тотальной пропаганды доктора Геббельса, который усиленно вколачивал им в мозги страх перед «ордами монголов, служивших у большевиков».

Именно азиатская внешность Петрова вкупе с холодной невозмутимостью и знанием немецкого языка вызывала у пленных сильный страх. А когда «страшный монгол» начинал пугать их смертью в экзотическом исполнении, они были готовы рассказать все, лишь бы только выскочить живыми из его рук.

Магель не был исключением из этого правила. Четкий прусский выговор капитана, его обходительные манеры сначала обрадовали майора, несмотря на необычную внешность собеседника. Ведь любому немецкому офицеру было приятнее иметь дело с относительно культурным человеком, чем кровавым комиссаром или чекистом, что постоянно пьют водку, садистски пытают иглами и щипцами, а затем расстреливают всех попавших к ним в руки немцев, независимо от того, сказал он им что-либо или нет.

Ещё больше обрадовало майора, когда выяснилось, что Петров побывал в его родном городе Нюрнберге. Удобно расположившись на стуле, он начал перечислять улицы города, на которых ему довелось побывать, его знаменитые достопримечательности. Особенно собеседнику пришлось по душе пыточное устройство под названием «Железная дева», или «Большая Берта».

Единственное, что несколько пугало Магеля в этом разговоре – это полное отсутствие каких-либо эмоций на лице его собеседника. Речь Петрова была учтива, вежлива, но в то же время в узких азиатских глазах капитана сквозили жестокость и откровенная снисходительность в отношении пленного. И каждый раз, когда их взгляды встречались, по спине майора предательски пробегали мурашки.

Видя, что пленный доведен до нужной кондиции, не дожидаясь условного знака Сидоренко, Петров решил взять быка за рога. Прервав разговор и быстро пробежав взглядом листы протокола допроса, он произнес:

– Я внимательно прочитал все ваши показания, господин Магель. В описании ваших оборонительных рубежей вы довольно откровенны, но боюсь, что эти сведения не представляют для нас большого интереса. Все сказанное вами в большей части нам известно и вряд ли заинтересует высокое командование… – Петров сочувственно повел черными бровями и небрежно бросил на стол протокол допроса.

– Однако мне больше нечего вам сказать, господин капитан! – голос пленного был абсолютно искренен, но он не произвел на Петрова никакого впечатления.

– Мне очень жаль, господин майор, но всего этого… – капитан выразительно постучал пальцем по листам допроса, – совершенно недостаточно, чтобы отправить вас в лагерь для военнопленных офицеров. У нас большие проблемы со снабжением, и поэтому, согласно секретному приказу командования, вы подлежите незамедлительному уничтожению в прифронтовой полосе.

Петров говорил эти страшные слова обыденно, без каких-либо эмоций, слегка уставшим голосом, отчего в душе у пленного все разом оборвалось.

– Вы шутите, господин капитан, – заплетающимся языком произнес Магель, но стоило ему встретиться с холодным взглядом Чингисхана, как все слова разом застряли у него в горле.

– Не будем терять напрасно время, господин майор. Если у вас есть последнее желание, естественно в разумных пределах, то я, как исполнитель вашей казни, готов его выполнить.

– Вы, офицер, собираетесь лично меня убить?

– Да, лично я, и для этого у меня есть свои причины, – в голосе Петрова зазвучал металл. – В начале июля сорок первого года, в Риге, ваши солдаты захватили в плен мою жену с маленьким ребенком и расстреляли их как членов семьи командного состава.

Говоря эти страшные слова, Петров немного кривил душой. Его жена действительно оказалась на временно оккупированной германскими войсками территории Латвийской ССР, но сумела избежать ужасной участи, так как по национальности была латышкой и соседи её не выдали. Однако семья его хорошего друга Гоши Кравца действительно была расстреляна в Риге в полном составе, включая двухлетнего ребенка, и в этом случае капитан Петров говорил от их имени.

– Когда я узнал об этом, то поклялся отомстить за них, убить по сорок немецких солдат за каждого члена моей семьи. Вы тридцать девятый в моем списке. Первых двадцать пять я убил в бою, остальные были казнены мною из числа пленных, не подлежавших отправке в тыл, – безучастным голосом судьи вещал капитан, нагоняя на немца неимоверный ужас. – Каждому из них я предлагал выбор смерти: или от пули, или от моего фамильного клинка. Мой род ведет свое начало от самого великого Чингисхана, и быть им убитым – большая честь. Что бы вы ни выбрали, обещаю, что вы умрете быстро и без мучений.

– Зачем вы говорите мне эти страшные вещи, господин капитан?! Ведь то, что вы намерены сделать, достойно дикаря, но никак не цивилизованного человека! – взвизгнул Магель.

– Именно чудовищные действия ваших солдат на Рижском взморье и побудили меня позабыть о цивилизации и вернуться к своему природному естеству, – жестко ответил немцу Петров.

– Но ведь я не убивал ваших родных! Меня призвали в вермахт только в феврале этого года, – попытался апеллировать к логике и разуму своего собеседника Магель, но все было совершенно бесполезно.

– Для закона кровной мести это не имеет никакого значения. Важны только две вещи: ваша национальная принадлежность и служба в вермахте. Вам, как потомку древних тевтонов, подобное положение дел должно быть хорошо известно.