Броневод - Андрей Алексеевич Панченко

явно не принимая наш корабль за боевой. А если ещё идти фронтом, не показывая боковую проекцию противнику, то каждый кто сумеет как следует рассмотреть «Шторм», неприятно удивится как раз ровно перед своей неминуемой гибелью.

Наша короткая линия из четырёх кораблей только раззадорила голландского адмирала, что командовал этим небольшим флотом. Они уверенно шли на сближение.

— Головные орудия правого и левого борта! Огонь! Серия из трёх выстрелов! — Скомандовал командир линкора, когда «Шторм» вышел на дистанцию уверенного открытия огня из вспомогательных орудий, установленных в барбетах, которые стояли на баке линкора. Башни главного калибра даже не шевельнулись, чтобы навестись на противника, мы бережем снаряды и ресурс стволов нашего главного оружия.

Я стоял в боевой рубке и наблюдал за работой своих офицеров, не вмешиваясь в слаженную работу экипажа. Пока капитан всё делает правильно, мне можно побыть просто сторонним наблюдателем.

Нос «Шторма» окутался клубами дыма, один за другим прозвучали три залпа, а когда свежий ветер снова открыл нам картину приближающегося противника, с первым голландским кораблём было покончено. Лишившись носа и части бака, флейт быстро уходил под воду, вынуждая следующие за ним корабли вражеской линии маневрировать, чтобы избежать столкновения. Следующий вторым флейт отвернул в право, а третий — в лево, уводя за собой оставшиеся два корабля. Голландский строй рассыпался, превращаясь из боевого построения в хаотичное бегство кораблей.

— Спустить паруса, машина полный вперёд! Барбетные орудия обоих бортов зарядить картечью! Парусным командам покинуть палубу по завершению работы! — тут же последовала новая команда капитана. «Шторм» нацелился в брешь, которая образовалась в боевом построении голландцев, на месте гибели их флагмана. Задумал пройти между двух маленьких колон, чтобы иметь возможность стрелять одновременно с обоих бортов. Так он примет на себя пару залпов из допотопных пушек! «Шторму» это до лампочки, а вот транспортам…

— Сигнал на транспорты! За «Штормам» не ходить, в бой не вступать, покинуть строй! — вмешался я в управление эскадрой и укоризненно посмотрел на капитана, который уже сам понял свою ошибку — Ты не один, а сзади не броненосцы, головой кто думать будет⁈

«Шторм» разрезая форштевнем воду и дымя всеми тремя трубами увеличил ход, идя против ветра со скоростью десять узлов. Мы больше не маневрировали галсами, игрушки закончились, мышка попала в ловушку.

Через час всё было кончено. При попытке бегства ещё один флейт отправился на дно, расстрелянный двумя транспортами и клипером, остальные трое, после залпа картечи с линкора, предпочли спустить флаги. В этом бою, как я и предполагал, «Шторм» принял на себя два бортовых залпа с голландских флейт и повреждений не получил.

— Груз флейт — мускатный орех! Все трое загружены под завязку! — командир досмотровой партии в звании майора поднялся на мостик, через несколько минут после того, как его вельбот пристал к борту «Шторма». Рота морпехов майора квартировала на одном из транспортов и сейчас он впервые за весь поход попался мне на глаза. Как-то странно он посмотрел на моего зама по артиллерии, да и рожа у него знакомая… — Шли они с Банду. Я доставил капитанов всех трёх флейт на допрос.

— Чего переглядываетесь бандиты? Думали я вас не помню? — рассмеялся я, вспоминая историю, кода судьба меня свела с этими двумя мужиками. Тогда один из них был простым морпехом, а второй участвовал в качестве канонира в первом бою «Посейдона» — ваши рожи хоть и постарели, но особо не изменились!

— Ух! — выдохнул майор, лицо которого краснело на глазах — думал пронесёт…

— Ну и как вам служба? Кто круче, морпехи или моряки броненосцев? — я хитро прищурился, наблюдая за реакцией офицеров.

— Морпехи! Моряки! — в один голос заявили ветераны, при этом каждый произнёс род войск друг друга. Переглянувшись, они не удержались и расхохотались. Я тоже заржал как конь.

— Это украшение на роже, мне в последнем рейде, перед обратным переводом индейцы навешали — отсмеявшись указал на своё лицо артиллерийский офицер — в башне линкора как-то спокойней было!

— А я едва не оглох за три месяца службы, а уж дыму наглотался так, что до сих пор курить не могу — вытирая от смеха слёзы поделился своими впечатлениями майор — лучше по мне пусть индейцы из луков стреляют, чем корабли из своих пушек. Я теперь всех своих бойцов в качестве наказания переводом в канониры пугаю!

— Ну вот, значить не зря я вас тогда местами менял! — настроение у меня поднялось. Десять лет прошло с той памятной даты. Есть что вспомнить, и я рад, что оба они живы — Ладно парни, рад за вас. Но поговорим позже, обоих на ужин приглашаю сегодня, вспомним, как вы Витьку Жохова отметелить хотели! Шучу, не ссыте!

Допрос капитанов захваченных флейт показал, что на островах Банда никто не ждёт незваных гостей, а боевых кораблей у голландцев там почти не осталось. Сбор урожая закончен, торговцы ушли с островов, забив свои трюмы ценной пряностью. Сейчас там всего три каперских судна, которые тоже ждут загрузки мускатом своих трюмов. Те же самые флейты, которые сейчас голландцы применяют где только возможно. С боевыми кораблями у них вообще не густо. Нашими основными противниками будут только форты, которые не так уж хорошо и укреплены. Всего тридцать пушек в земляных укреплениях и их гарнизон. Двести наемников японцев, около трёх сотен голландских солдат и офицеров, а также плантаторы и надсмотрщики, которые являются наемными работниками компании — вот и все силы, которые будут нам противостоять. А ещё на плантациях мускатного ореха в неволе томится несколько тысяч рабов, которых надо освободить. Завтра к утру мы будем на месте, если конечно бог морей не распорядится иначе. Хотя погода радует нас в этом походе, бог явно на нашей стороне, ведь мы делаем хорошее дело.

Глава 11

Я стоял в тени огромного дерева под названием канариум и смотрел на казнь. Пятерых голландских надсмотрщиков насильно кормили мускатным орехом, буквально горстями закидывая им в рот тертую, мягкую массу. Бывшие рабы сами выбрали способ расправы, сами же и приводят приговор в исполнение. Это по их настоянию надсмотрщиков и казнят. Слишком усердны они были в своей работе, слишком жестоки и бесчеловечны. Служба в колонии, находящейся далеко от Европы, могла привлечь только самых отчаянных и жадных людей. Кто-то развлекался тем, что забивал рабов до смерти и калечил их ради своего удовольствия,