Личный враг человечества. Книга 3. Останется только одна… - Алексей Имп

— Так он…а вечно о чем-нибудь беспокоится. Ну ладно, хорош уже кланяться, нам действительно пора спешить. Пошли уже, ты, наша «беспокойная» коза.

Характер жены менялся в плохую сторону прямо на глазах! Излишнее внимание к собственной персоне и откровенное почитание портило и развращало ее, как знаменитую украинскую вертолетчицу-наводчицу голодовка в тюрьме.

С этим пора уже что-то делать, может, стоит ее забодать в воспитательных целях? Хотя вряд ли получится, козлы, они и в Англии козлы, а не джентльмены. Молча стоять не будет, может сдачи дать, да еще в моем положении — изнасиловать… Как только до нее это дойдет, что она в состоянии это сделать, не только морально, я пропал! Тут сила и длина рогов на ее стороне.

Двигаясь узкими переулками, наша процессия натолкнулась на идущую на встречу девушку, несущую на коромысле два полных ведра воды. Она выглядела настоящей русской красавицей, стройная, высокая, одета в ярко красный, праздничный сарафан, закрывающий от взоров все тело с ног до шеи. На голове повязана цветастая косынка, из-под которой выглядывала длинная русая коса, и сверкали нежные голубые глаза. Ее брови были союзны, губки — алые, а грудь — вызывающе большая..

Разминуться в узком пространстве было затруднительно, и девушка вежливо посторонилась, опустив грустный взор.

— Мир тебе, дитя мое, будь благословенна ты и твои родители!

— Спасибо тебе, Святой старче! Меня зовут Людмила, я дочь механика Гаврилы, а мамы Риты уже давно нет на этом свете.

— Уверен, ты его самая любимая женщина. Не тот ли это Гаврила, что работает в гараже у Василия? И почему ты такая грустная?

— Он самый. Только беда у нас, забрали батюшку в полицию, за драку. Ко мне два пьяных ФББшника приставали, а он заступился, теперь они в больнице, а он в отделении. Из камеры его уже неделю не выпускают, денег требуют. А папа ни в чем не виноват, помогите мне, пожалуйста!

Девушка тихо заплакала. А я невольно залюбовался ее неповторимой красотой, как почувствовал в заднем месте укол ревности. Точнее укол длинных рогов Карины, тем самым дающих мне понять, что она очень недовольна моим поведением.

— Опять на красивых баб засматриваешься, старый кобелина! Уже и пипки лишился, а все туда же — продолжаешь!

Все присутствующие, кроме меня застыли в немой сцене, непонимающе глядя друг на друга. А я на заднице пополз по мостовой, чтобы приятным холодком унять боль от уколов.

Я ведь еще не рассказывал, почему ушел с охраны? Так вот… Ко мне неожиданно загорелись чувствами все наши молодые красавицы из торгового центра. Постоянно пристают, тискают, провожают до дома, прохода не дают. Занервировали супругу до такой степени, что она от ревности жестко поставила условия — покинуть это гнездо разврата, или «вали на все четыре стороны — старый кобель!» Типа, для нее уже старый, и она найдет себе тоже молодого. Я, конечно, скрепя сердцем поддался на ее слабенькую попытку вызвать у меня чувство ревности, и уволился из ЧОПа. Там кстати, тоже почему-то воспылали ко мне теплыми чувствами, утверждая, что я был лучший их сотрудник за всю историю существования охранной структуры. Обещали даже зарплату поднять, но Кора была непокобелима… непоколебима, и пригрозилась переехать в другой город. Короче, вернемся к нашим баранам… козлам… героям.

Людмила растерянно посмотрела, переводя взгляд то на Волхва, то на казака с Митричем и Лукерьей, пытаясь разгадать, кто кому это произнес. Потом, она все же посчитав, что из них старее всех выглядит Волхв, гневно сделала замечание простоватому Митричу, способному по ее мнению быть грубияном.

— Да как тебе не стыдно подобное баять о святом человеке?

— Но я не…. — попытался оправдаться парень, придавленный к стене двумя большими аргументами четвертого размера.

— Да еще выставлять напоказ его недостатки, говоря об этом в присутствии посторонних, особенно женщин! Может, этот достойный дедушка лишился ее в бою?

— Но я ничего в бою не лиша… — Волхв тоже попробовал вставить реплику, но отвлекся, уклоняясь от пролетевшего над головой при развороте девушки коромысла с ведром.

— Ой, как грубо и не красиво ты поступил. Немедленно перед ним извинись.

— Простите меня. Святой старче, я не хотел Вас обидеть! — покрасневший здоровяк склонил голову, понимая, что от него не отстанут, в свою очередь, тоже уворачиваясь от оглобли вертлявой девицы в узком пространстве.

— Простите его, он по глупости сказал, и не переживайте так! Пипка это, конечно, важная вещь во взаимоотношении с девушками, но не главная в жизни, Вас все уважают за мудрость и заботу о нас. Ни одна женщина не подумает ничего плохого, когда узнает от меня, каким недугом вы страдаете. Все будут только сочувствовать и жалеть, — неожиданно заступилась за обидчика сама же сердобольная девица.

Лукерья от удивления открыла рот и для приличия отвесила тяжелый подзатыльник своему орясине.

— «Каринушка, дурочка ты моя ревнивая! Что ты натворила, теперь все подумают, что Волхв кастрат! Нет! Не открывай рот без разрешения! Да успокойся ты, я все равно только тебя одну люблю!» — быстро проблеял я, в очередной раз уворачиваясь от рогов жены.

Под удивленными взглядами покрасневший Волхв пришел в себя, и обратился к казаку:

— Григорий, проводи эту милую девушку до полиции и помоги вызволить из камеры ее отца. Мы тебя будем ждать в гараже.

Когда пара удалилась, старик поклонился Карине и со смущением произнес:

— Прости меня, Перун! Как увидел такую красоту, так тайно возжелал ее, аж вся кровь закипела, как у молодца. Но от твоего всевидящего взгляда ничего не укроешь, ты даже секрет мой узрел. Впредь я постараюсь сдерживать свои чувства и эмоции, как подобает священнослужителю. В свое оправдание, могу сказать, что это было единственный раз после того, как в молодости, во время пыток ФББшники отрезали мне этот орган. Жаль только, что теперь моя тайна станет достоянием общественности, но я смиренно принимаю наказание за свою оплошность.

Мы добрались до въезда на территорию гаражей, где в центральном проезде собралась в круг группа молодых нестриженых и небритых людей, перепачканных мазутом. Под звуки музыки, похожей на «калинку-малинку», льющейся из огромных динамиков автомагнитолы, расположенной в открытом багажнике навороченной тачки, ребята по очереди выходили в центр, и в нижнем и среднем «брейке» выделывали коленца.

Они так ритмично и лихо двигались, что им захотелось поаплодировать и закричать:

— «Молодцы, теперь вы в танце!», что даже копыта свело.

Ноги сами меня вдруг понесли в круг. Со стороны это выглядело, как подпрыгивающая под музыку коза, через раз одновременно схлопывающая попарно передние и задние лапы. Ребята весело оценили мое выступление, крича слова одобрения:

— Давай, давай, давай, давай! Вот молодец, коза! — быстро чеканя в такт ладошами, как солисту.

Наступило время медленного куплета, где меня от усталости начало вести из стороны в сторону. Народ в восторге быстро подхватил мои движения, воспроизведя групповое пьяное шатание. В конце концов, все в экстазе повторили за мной падение на землю без сил, что было апофеозом и эмоциональной кульминацией всего выступления.