Сделка с дьяволом - Жюльетта Бенцони

– Да, сир! Я придал Свободе, которой король так восхищался, черты ее лица.

– Вы говорите о той Свободе, что на баррикаде?

– О ней самой, сир. Графиня Морозини согласилась позировать мне для этой картины. И я умоляю Ваше Величество положить своей властью конец несправедливости, учиненной скорее всего какой-нибудь темной личностью, которых еще полно в полиции. Некогда графиню Морозини не слишком жаловали при дворе Карла Десятого. Зато ее неизменно радушно принимали господин Талейран и герцогиня де Дино. Не будь они сейчас в Англии, они бы первыми вступились за нее.

Луи-Филипп поднялся с кресла и принялся прохаживаться по кабинету. Меж бровей еще глубже залегли две грозные складки, и сердце Гортензии, в котором было затеплилась надежда, тоскливо сжалось. Она бросила умоляющий взгляд на Делакруа. Тот нерешительно проговорил:

– Могу я осмелиться спросить у короля, что его тревожит?

Луи-Филипп остановился и поочередно посмотрел на своих собеседников.

– Мне хочется вам верить, но эта бомба, она ведь действительно была… и предназначалась для Пале-Рояля?

Делакруа понял, что сейчас все может пойти насмарку и виной тому эта убийственная нерешительность, которая впоследствии отравит все его царствование и с которой могла справиться лишь мадам Аделаида, поскольку ее одну он и слушал. Значит, главное сейчас было атаковать с этого фланга.

– Сир, – сказал он, – не лучше ли выяснить, кто принес эту бомбу в кафе Ламблен, чтобы наказать его по закону, а не сваливать всю ответственность на безвинную женщину? Клянусь честью, графиня Морозини никогда до того не видела этой бомбы. Я готов отвечать за свои слова.

– Я тоже, – поддержала его Гортензия.

– Ну тогда… если вы отвечаете… Вас-то я знаю, дорогой маэстро, но о вас, мадам, мне, в сущности, ничего не известно. Возможно, вы и впрямь дочь Анри Гранье де Берни, но как вы это докажете?

Гортензия поспешно извлекла из сумочки письмо, переданное ей Луи Верне:

– Вот доказательство, сир. Управляющий банком умоляет в этом письме Ваше Величество выслушать меня, и, если король соблаговолит выполнить эту просьбу, наш банк будет ему… признателен. Господин Луи Верне предоставил мне все необходимые гарантии…

В серо-голубых глазах короля сквозь собравшиеся там тучи промелькнула живая искорка.

– А-а, – протянул он, возвращаясь к столу. Поудобнее усевшись в кресле, он слегка потер руки. – В таком случае, – произнес он после недолгого молчания, – полагаю, надо удовлетворить вашу просьбу…

Он взял лист бумаги с королевским гербом, быстро набросал несколько слов, затем, перечитав написанное, посыпал бумагу песком.

– Вот приказ об освобождении из-под стражи человека, именуемого Феликсом Орсини, которого охрана тюрьмы должна будет выдать при предъявлении этой бумаги завтра утром. Но я ставлю вам одно условие.

Уже преклонив колени, чтобы получить письмо из королевских рук, Гортензия подняла голову и взглянула в глаза Луи-Филиппа.

– Я заранее согласна, сир!

– Вы головой отвечаете за дальнейшие действия графини Морозини. Я говорю это с целью предохранить себя от возможных покушений в будущем. Вы лично проследите, чтобы она как можно скорее покинула Париж, и обеспечите личное наблюдение за ней.

– Лично? Но, сир, у нас с графиней Морозини разные дороги. Я живу в замке, затерянном в глуши Оверни, и не могу заставить ее…

– Я жду ответа: да или нет, мадам. Либо вы берете на себя такое обязательство, либо она остается там, где есть!

– Но это было бы слишком несправедливо, сир!

– Возможно, но такова моя воля. Решайте!

– У меня нет выбора. В любом случае я собиралась пригласить ее погостить у меня.

– Значит, ее пребывание у вас будет несколько более долгим, чем вы думали. Вот вам приказ об освобождении. Засим позвольте откланяться, мадам… де Лозарг. Я правильно запомнил ваше имя?

– Совершенно правильно. Я бесконечно благодарна Вашему Величеству. Моя признательность…

– Полно, полно! Потрудитесь только дать знать господам из банка Гранье, что ваша просьба выполнена.

В молчании Гортензия и Делакруа покинули королевский кабинет, спустились по лестнице и пересекли парадный двор. Только оказавшись на улице, художник подхватил свою даму под руку, заставив ее ускорить шаг.

– Вы слышали? – спросил он сквозь зубы. – Он написал «Феликс Орсини». А ведь ни вы, ни я не произносили этого имени… которое, впрочем, нам и неизвестно. Значит, он был в курсе наших дел.

– Вы полагаете?

– Уверен. В любом случае вы правильно поступили, сославшись на свой банк. Это оказалось самым весомым аргументом. Не думаю, что нам удалось бы выпутаться, не воспользуйся вы этим приемом. Боюсь, дорогая моя, этому монарху недостает величия. В нем есть что-то торгашеское. Что вы собираетесь делать теперь?

– Как можно скорее вернуться в Сен-Манде. Я падаю с ног от усталости. Хочу как следует выспаться.

– Вы правы. Сейчас найду вам экипаж. Желаю хорошего отдыха. Встретимся завтра утром у тюрьмы Ля Форс. В десять часов вам подходит?

– Вы собираетесь идти туда со мной?

Впервые с момента их прихода в сад Тюильри Делакруа весело расхохотался, показав ослепительной белизны зубы. Видно было, что он испытывает огромное облегчение.

– Ни за что на свете я не хотел бы пропустить момент освобождения моей прекрасной Свободы! К тому же я плохо представляю вас торгующейся с тюремной охраной. Это неподходящая компания для такой дамы, как вы. Лучше уж я сам займусь всеми утомительными формальностями…

Гортензия поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Я не устану благодарить провидение, пославшее мне такого друга. Можно, я еще злоупотреблю вашим терпением и попрошу об одной услуге?

– Конечно! Сегодня меня просто распирает от великодушия. Пользуйтесь моментом!

– Не могли бы вы заглянуть на улицу Бабилон и предупредить Тимура? Я уверена, ему тоже захочется пойти с нами, а я боюсь появляться там.

– Это вполне понятно. Положитесь на меня, я отправляюсь туда сейчас же. А вот и фиакр. Только наберитесь терпения: сейчас очень большое движение, а на бульварах будет еще хуже…

Минуту спустя Гортензия, помахав ему на прощание рукой, со счастливым вздохом откинулась на спинку сиденья, обтянутого новеньким синим драпом. Она испытывала восхитительное чувство облегчения. Что из того, что улица Ришелье была запружена разнообразными экипажами и продвигаться можно было только шагом? Словно невидимая рука сняла с ее груди невыносимую тяжесть, давившую с момента отъезда из Комбера. В ее сумочке лежал ключ от темницы, в которой томилась ее милая Фелисия, и будущее рисовалось ей теперь только в радужных тонах.

Скоро они обе отправятся в Овернь. Фелисия после всех испытаний нуждалась в отдыхе, а где лучше можно было восстановить силы, как не в теплой дружеской атмосфере Комбера. Зимнее уединение будет способствовать обдумыванию их дальнейших планов. Гортензия теперь была рада, что королю удалось вырвать у нее обещание позаботиться о подруге.