Дань псам. Том 1 - Стивен Эриксон

– Сотня, говоришь? – недоверчиво спросил он. – И против них ты с восемью охранниками? За кретинов нас принимаешь, Остряк? Да вас бы всех там и порешили.

– Да уж, Кест, ты не кретин, – проговорил Остряк. – Тугодум и подонок, но не кретин. Соображаешь.

Телохранители во главе с капитаном недобро ощерились.

– Остряк… – Купец поднял дрожащий палец. – А Гисп, который на ко́злах, он что – мертвый?

– Да. Остальные трое – тоже.

– А к-к… как же они?…

Остряк мрачно повел широкими плечами.

– Без понятия. Приказы выполняли – и хватит с них. Да, я был в отчаянии и, пожалуй, немного погорячился с бранью, но тогда я один стоял на ногах, а повозок уцелело всего четыре и столько же лошадей… – Он снова пожал плечами. – Сирик, я требую расчет. Да, я доставил лишь половину груза, но это лучше, чем ничего.

– А что я буду делать с четырьмя неупокоенными возницами?! – возопил Сирик.

Остряк повернулся к Гиспу и рявкнул:

– Вы четверо, отправляйтесь к Худу. Живо!

Возничие послушно обмякли и свалились с ко́зел на землю. Троица ворон, клевавших лицо Гиспа, с негодующим карканьем взвилась в воздух, потом опустилась и продолжила трапезу.

Сирик наконец смог найти в себе силы возмутиться.

– А что до оплаты…

– Полностью, как в договоре, – отрезал Остряк. – Я предупреждал, что охранников недостаточно. Ты, Сирик, кретин, в отличие от Кеста. Из-за твоей глупости погибли шестнадцать человек плюс сотня засельцев. Я обязан отчитаться перед Караван-сараем. Заплатишь целиком, я оставлю свои мысли при себе. Заупрямишься – и ни один охранник не пойдет к тебе на службу. – Он свел брови. – Никогда.

Купец покрылся испариной, но все же смог изобразить невозмутимое смирение.

– Капитан Кест, расплатитесь с ним.

Чуть позже Остряк вышел на улицу. Остановился, посмотрел на утреннее небо, затем направился домой. Невзирая на жару, капюшон он не снимал. Прокля́тые отметины на коже после стычек начинали алеть, а потом неделями не тускнели. Приходилось всеми силами избегать чужих глаз. Увы, лачугу, в которой он теперь проживал, небось уже осадила стая послушников, жаждавших его возвращения. Женщина тигрового окраса, провозгласившая себя Верховной жрицей местного храма, наверняка услышала боевой клич Смертного меча Трейка, хоть он и раздался посреди Заселенной равнины, в тридцати с лишним лигах от города. Стало быть, ей тоже захочется… чтобы Остряк уделил ей внимание.

Впрочем, какое ему дело до нее или до жалкого отребья, крутящегося при храме? Остряк совсем не хотел убивать тех разбойников. Удовольствия от кровопролития он не испытывал, звериная ярость восторгом не пьянила. А еще он потерял друзей – в том числе последних двух, что следовали за ним с са́мого Капастана. Эти раны были куда глубже и заживали куда труднее.

Несмотря на туго набитый кошель, настроение было поганое, и проталкиваться через запруженные народом улицы не хотелось. Лишний толчок или неосторожное ругательство в его сторону – и Остряк схватится за клинки, оставляя вокруг себя кровавое месиво, а после такого – либо бежать из Даруджистана, либо болтаться на холме Высокой Виселицы. Поэтому, выйдя через Усадебные ворота к югу от Бортенова парка, а затем спустившись к Озерному кварталу, Остряк пошел кружным путем, по узким извилистым переулкам и заваленным мусором подворотням.

Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, тут же отскакивали в сторону, ведомые инстинктом самосохранения.

Решив свернуть в более широкий проулок, Остряк уперся в высокий фургон, по которому будто прошлась бесчинствующая толпа. Ах да, Празднество – почти забыл про него. Тут он, впрочем, заметил, что идет по ошметкам тел и лужицам запекшейся крови, на месте двери фургона зияет дыра, откуда валит густой дым, бока лошадей покрыты по́том и пеной, а поблизости ни хозяев, ни грабителей, – и понял: перед ним самый что ни на есть фургон Тригалльской торговой гильдии, будь она неладна. Их появление всегда отличалось внезапностью и непредсказуемым масштабом ущерба.

А что еще более неприятно – тригалльцы составляли серьезную конкуренцию даруджистанскому Караван-сараю. Взять хоть их паевую систему – местным давно стоило до этого додуматься. С другой стороны, если в слухах, окружающих Тригалльскую гильдию, есть хоть доля правды, текучка там будь здоров – не каждому здравомыслящему охраннику такое понравится.

Ну ладно, а сейчас разве лучше? Кроме Остряка, из сопровождения Сирикова каравана не выжил никто, да и сумма в кошеле – ничто по сравнению с тем барышом, который торгаш выручит за келик (возничим ведь платить уже не надо). Да, конечно, придется потратиться на ремонт и покупку новых повозок, но часть этих расходов покроет страховка.

Обходя фургон, Остряк не без зависти заметил, что сработана громадина на совесть: из любой передряги выйдет. Вся в подпалинах, рытвинах, как от медвежьих когтей, вмятинах и зазубринах; краска отслаивается, будто ее спрыснули кислотой – но ведь не развалилась же! Натуральная осадная башня.

Пройдя мимо лошадей, Остряк удивленно замер и оглянулся. Они должны были с ума сойти от страха, но нет, стоят смирно! Даже те животные, что попривыкли к запаху Смертного меча, все равно дрожали под седлом, пока не выбивались из сил, но эти… Нахмурившись, он посмотрел в глаза кореннику, тот глядел в ответ спокойно и без интереса.

Остряк тряхнул головой и пошел дальше.

Вот ведь загадка. С другой стороны, такая лошадь ему не помешала бы.

А еще лучше – дохлая. Прямо как Гисп.

Снова некстати всплыли неприятные воспоминания сегодняшнего дня. Например, моя способность командовать мертвецами.

Нет уж, подумал он, стар я стал открывать в себе новые таланты.

Коракл, обшитый моржовой шкурой, опасно покачивался между двумя торговыми баржами – вот-вот раздавят, – но одинокий гребец вовремя оттолкнулся и выскочил из зазора, а затем пристал к грязному берегу, возле которого покачивались садки для раков. Мужчина, по пояс промокший, выбрался из своего суденышка, закинул на плечо хлюпающий и подтекающий мешок, а затем стал взбираться по истертым каменным ступеням на набережную.

Выглядел он неухоженно, два-три дня не брился, а в одежде причудливым образом смешались элементы кожаных доспехов и штормового облачения натийских рыбаков. На голове – бесформенная тюленья шляпа, просоленная и выгоревшая на солнце. Помимо мешка на спине болталась необычного вида сабля в растрескавшихся ножнах, стянутых обтрепанными кожаными полосками. В навершии в форме змеиной головы недоставало камней на месте глаз и зубов. Мужчина был высокий и жилистый, а передвигался украдкой. Стоило ему выбраться на набережную, он тут же стал протискиваться сквозь толпу к переулкам.

С пристани, у самой воды кто-то громко возмущался, откуда рядом с его садками взялся притопленный коракл.