Opus 1 - Евгения Сергеевна Сафонова

– А, вот и… – начала она.

Вскинув руку, некромант резко сжал кулак.

Мир утонул во тьме.

Очнулась Ева на алтаре посреди библиотеки. С чувством лёгкого дежа вю: пробуждение до жути напоминало то, что случилось на этом же алтаре в первый раз.

Не просто пробуждение – возвращение из пустой, всепоглощающей, страшной черноты небытия.

– Вот что случится с тобой, если я отрежу тебе доступ к моей энергии. А я могу сделать это в любой момент. С любого расстояния. Убеги ты хоть на другой конец страны. – Голос Герберта, звучавший откуда-то сбоку, был на диво спокоен. – Ты погрузишься в стазис. Станешь просто телом. Не разлагающимся, но безжизненным. А разбудить тебя вновь смогу только я. Потому что ты думаешь, говоришь и двигаешься за счёт моей энергии. Потому что ты магически привязана ко мне. Навсегда.

Ева села. Повернула голову: некромант стоял неподалёку от алтаря, заматывая руку летающим бинтом. Лицо его было не выразительнее фарфоровой маски.

Вот, значит, как. Теперь она питается от него, как от… розетки. А Герберт может просто включить и выключить её, как электроприбор. Как вещь. Что не постеснялся продемонстрировать.

Впрочем, его можно понять.

– Ты внушила Эльену отпустить тебя. Ты стёрла ему память об этом, – сказал некромант, неотрывно глядя на неё, пока ножницы сами собой перерезали бинт. – Как ты это сделала? Как преодолела мой приказ?

Значит, сработало, удовлетворённо отметила Ева, спустив ноги с гладкого камня.

– Что ты делала в городе?

И, видимо, следы ауры отследить нельзя, добавила Ева про себя, коснувшись пола подошвами сапог. Иначе тебе уже был бы известен весь мой маршрут. Или хотя бы то, что я заходила в лавку.

– А ты не знаешь? – выпрямившись рядом с алтарём, на всякий случай уточнила она.

Герберт шагнул вперёд.

Того, что за этим последовало, Ева не ожидала – и поэтому не успела увернуться от ладони, хлестнувшей её по щеке.

– Безмозглая кукла. – Последнее слово выплюнули так, что самое забористое ругательство не прозвучало бы непристойнее. – Ты действительно настолько глупа? Тебе не приходило в голову, что случится, если кто-то из моей семьи узнает о твоём существовании? Что Айрес сделает с тобой и со мной?

Машинально прижав пальцы к ушибленной скуле, Ева молча смотрела на некроманта.

Больно не было. Не потому, что венценосный сноб сдерживался – от силы удара голова её мотнулась, заставив отшатнуться и почти упасть обратно на алтарь, – но по другим причинам, выявленным за время прогулки. Было неожиданно. И очень, очень обидно.

Ева улыбнулась. Резко развернувшись, направилась к выходу из библиотеки.

– Я тебя никуда не отпускал! – Слова обжигали слух, как лёд обжигает кожу. – Ко мне. И отвечай на вопросы.

Колдовской приказ захлестнул, лишил воли, потянул назад… и Ева зажмурилась.

Что есть приказ? Слова. Не более. Слова, предполагающие огромное количество смыслов и трактовок. Сознание человека – на беду – склонно истолковывать их прискорбно однозначно; но человеку мыслящему нетрудно вывернуть наизнанку любой смысл и любые слова.

Я обязательно подойду к тебе, очень убедительно проговорила Ева. Про себя, больше себе, чем тому, кто остался за её спиной. И на вопросы отвечу.

Позже. Неправду.

Тело, уже пытавшееся развернуться, замерло – и, ощутив, как возвращается к ней утраченный контроль, Ева шагнула вперёд.

– Подойди ко мне!

В голосе некроманта прорезалось удивление.

Улыбаясь всё так же широко и безумно, Ева продолжила путь к двери.

…забавно, до чего может довести софистика. Как просто извратить даже простое предложение, убедив себя в том, что ты ничего не нарушаешь. Если ты не бестолковый зомби, которыми венценосный сноб привык управлять. Взять хоть вчерашний его приказ: «Не вздумай покинуть замок, пока меня нет». Что значит «пока меня нет»? Ведь где-то там, куда бы некромант ни отлучался по своим делам, он всё равно есть. Если б он умер, тогда смело можно было бы утверждать, что «его нет», а раз где-то он есть, пусть даже не в замке, Ева имеет полное право этот замок покидать, верно?..

– Сию секунду! Подойди! Ко мне!

Миг Ева прикидывала, что можно этому противопоставить. Повернула обратно, не особо расстроившись – придумает на досуге.

Мучительное размышление, читавшееся во взгляде венценосного сноба, разлило в душе жгучее удовлетворение.

– Ты сопротивлялась мне.

Из тихого голоса Герберта уже ушли яростные, кричащие нотки.

– Разве? Я и не заметила.

– Как ты можешь мне сопротивляться? Отвечай!

Неправду, повторила Ева, когда магия удавкой сдавила горло.

– Говорю же, не заметила. – Она пожала плечами с насмешливой, издевательской невинностью. – Ты сам обмолвился, что из иномирян получаются могущественные маги. Может, моё колдунство сильнее твоего? И у тебя просто силёнок не хватает держать меня в узде?

Не отводя немигающего взора, Герберт склонил голову набок.

– Формулировки, – медленно проговорил он. – Слабость формулировок. Ты разумна, в отличие от обычной нежити. Ты способна трактовать приказы, как тебе угодно. – Он помолчал. – Ясно. Приказываю тебе… – Вдруг осёкся. – Ты ведь не перестанешь искать лазейки, да?

– Не-а, – подтвердила Ева весело.

– И делать всякую ерунду мне назло. Пользуясь тем, что ты нужна мне.

– О чём ты? Мною движет элементарный научный интерес. Это ведь так здорово, раздвигать границы своих возможностей!

Герберт тоже улыбнулся.

Какой бы зловещей ни была эта улыбка, она не заставила Еву опустить глаза.

– Я ведь и разозлиться могу, – это прозвучало мягко, почти вкрадчиво. – А когда я злюсь, я становлюсь… неприятным.

Ева вспомнила пощёчину: она бы наверняка жгла щёку, не препятствуй этому технические причины. Протянула руку к столику, где некромант держал свёрток с инструментами. Рядом с ножницами лежал ланцет. Сияющее лезвие резало даже взгляд.

– Не советую покушаться на мою жизнь, – следя за ней без малейшего страха, сказал Герберт. – Сама понимаешь почему.

Выдернув ланцет из кожаной петли, Ева сжала серебристую рукоять. Развернула левую руку ладонью вверх. Когда блестящий металл полоснул по коже, рассекая её глубокой косой раной, лезвие окрасилось алым, но крови почти не было.

Боли не было вовсе.

Ева проследила, как свежий порез на ладони тут же заживает, оставляя узкую красную полоску, – чувствуя лишь, как стягивается заново срастающаяся кожа. Это было странно: сохранить чувствительность, но не ощущать боли. Как была странной регенерация уже неживых тканей.

Впрочем, Герберт ведь обещал – она всегда останется такой, как сейчас.

Тогда Ева не до конца поняла значение этих слов.

– Даже такая рана быстро затягивается. Надо же. – Она подняла глаза на некроманта, неотрывно наблюдавшего за её действиями. – Я не чувствую боли. Я не дышу. Я не живу – я существую.