Сумеречная зона - Александр Лидин

Вот что жутко. Тьма, клочья тумана и мутант лишь отдаленно похожий на человека, беседующий с тварью в которой человеческого и вовсе нет. И непонятно кто на тебя первым бросится. А вокруг зловещими созвездиями пылают огоньки-глаза других чудовищ. И понимаешь: один взмах невидимой лапы и все. Тут никакой автомат не поможет. Ну, скошу я первую волну нападающих, а дальше что. Разорвут, и поминай, как звали. В этот момент мне захотелось вернуть все назад. Пусть меня вояки судят. Дальше Владимира не сошлют, а если к вышке приговорят, то лучше получить пулю в затылок, чем пойти на корм гигантским крысам. Тем более крысам неземным.

Но пока крысы, точнее крысюки, держались вполне достойно. Мутант же нас о чем-то поговорил с таинственной фигурой, а потом, повернувшись к предводителю крысюков спиной, пошел к нам. Я автомат-то опустил.

— Что скажешь Питер? — обратился я напрямую к мутанту.

Тот замер, словно не ожидал, что расспрашивать его стану я, а не Дед. Он смотрел на меня так, словно в первый раз увидел, но тут сам Дед вмешался:

— Ты, Питер, говори. Мы слушаем.

Тот покачал головой, словнбо пытался подобрать нужные слова, а потом заговорил, нараспев растягивая каждую фразу.

— Вожак свободного племени спросил, что мы делаем в их новых владениях. Я ответил, что мы не знали, что владения их рода простираются столь широко. Еще сказал, что мы воюем с зелеными, и они преследуют нас. На что вождь сказал, что они тоже воюют зелеными, потому что те устроили бойню племени, что ушло вдоль большой соленой воды. Тогда я сказал, что враги их врагов им друзья.

— Железная логика, — признал я.

— Тогда они пригласили нас на свою стоянку. После они проводят нас до границы своих владений.

Вот чего только не хватало, так это экскурсии в логово крысюков.

— Они сказали, что ныне царство их простирается до Длинной дороги…

— Длинной дороги? — удивился Тимур.

— Ленинский проспект, проспект Славы и далее… — пробормотал Дед.

— А нет никакой возможности отклонить предложение. Мол, мы торопимся и все такое?

— Даже если и есть не стоит, — одернул меня Дед. — В конце концов нам представляется уникальная возможность побольше узнать об этих тварях.

— Я смотрю, тебя не только мутанты интересуют, — фыркнул я.

— Ты смотри, смотри, да не заговаривайся, — рука Деда так крепко сжала автомат, что пальцы побелели. Казалось, еще чуть-чуть и он со всего маха врежет мне прикладом между глаз.

— Ладно, извини, перегнул, — и я поднял руки в примирительном жесте. В конце концов, каждый имеет право на маленькие слабости.

— Так что им сказать? — все так же нараспев поинтересовался Питер.

— Скажи, что мы с удовольствием принимаем их приглашение, — за всех нас ответил Дед.

Мне ничего не оставалось как только кивнуть, подтверждая его слова, а мнения Тимура никого не интересовала. Даже если бы мы отправились в Ад, он потащил бы туда наши рюкзаки.

В ту ночь, шагая следом за Питером я думал о многом. Например, о том, как я дошел до жизни такой. Как из Николая Ивановича Угрюмова стал Угрюмым, как попал в СПб. А все было просто: в юности я жил лишь сегодняшним днем. Родившись в благополучной семье, я не думал о том, что случиться завтра и довольствовался немногим. Я помню детство, то как ходил с бабушкой по магазинам, отоваривая пищевые карточки на всю семью, как бегал в лесопарк за улицей Красной Сосны, где мы играли в искателей и вояк. Тогда в детстве я и предположить не мог, что через какие-нибудь двадцать лет эта игра станет основой моей жизни, основой моего существования и в руках у меня будет не игрушечный автомат, а настоящий АК, а ставкой станет не эфемерная победа над врагом, а собственная жизнь.

Из облачков тумана, словно из пустоты выплывали лица моих родителей: матери — бухгалтера и отца — мелкого чиновника, которому не суждено было подняться вверх по служебной лестнице, хоть он и суетился, и пытался вылезти наверх любыми способами. А я или бегал со сверстниками, или играл на компе, но конечно, только в те дни, когда давали электричество. Чаще всего его давали по ночам, и вот, завалившись спать в пять утра, в восемь я вставал, чтобы идти в школу. Не понимая причин своего раздражения, а всему виной было недосыпание, я срывался на родителях и сверстниках. Сколько раз я потом жалел о бесцельно упущенных годах, о том, что, получи я хорошее образование, я мог бы эмигрировать в один из халифатов. Но что теперь то об этом говорить, а я стал тем, кем стал — человеком без роду и племени безвестным Угрюмым, который словно пришел неоткуда и так же никуда уйдет, сгинув где-нибудь в ненасытной утробе СПб.

Только я погрузился в бездны воспоминаний, монотонно вышагивая по полу вслед за Питером, как мы уже и пришли. Передо мной в обе стороны, насколько хватало глаз, протянулась труба теплорцентрали. А может и не теплоцентрали. Сейчас сложно было понять, что это такое. Разбитая и искореженная некогда упрятанная в белу оболочку теплоизоляции, ныне она больше всего напоминала гигантского раздавленного червя.

Я рассчитывал, что добравшись до трубы мы переберемся через нее и направимся в город, но не тут-то было. Вместо этого мы пошли вдоль трубы.

Мне это очень не понравилось. Однако я решил, что крысюки ведут нас к месту, где удобнее через трубу переправиться. Например, возле платформы Ульянка до си х пор должны были сохраниться переходные мостки. По крайней мере, они были, когда проходил тут в последний раз года два назад. Однако до платформы мы не дошли. Остановились у распределительного узла трубы — здесь труба разветвлялась, одна ветвь шла дальше вдоль поля, вторая уходила вглубь города. А само пересечение… Оно было расплющено, словно по нему сверху, с неба, долбанули гигантским молотком. Правда я знал об этом и раньше. А в ту ночь… в ту ночь я едва мог различить общие контуры… а все остальное дорисовали моя память и фантазия. Уж лучше бы этого не происходило, потому как Питер, фигура которого рисовалась мне смутной тенью, направился к трубе, которая вела в город. Неужели он собирается лезть в нее? Эта мысль меня сразила словно молния. Нет, я не страдал от приступов клаустрофобии, да и труба была достаточно большой, чтобы взрослый человек смог пройти по ней не сгибаясь. Только вот оказаться запертым в трубе с крысюками впереди и сзади мне не хот елось. Если в поле у меня оставался хоть крошечный шанс отбиться, то очутись я в трубе я становился совершенно беспомощным. Достаточно перекрыть заслонками вход и выход, а когда я окочурюсь, придти и выгрести полумертвое тело… И автомат мне не поможет и гранату не рванешь, потому как если и рванешь, то сам первый же и погибнешь.

Остановился я у входа в трубу. Тимур во тьме налетел на меня и чуть не упал — я едва успел его подхватить.

— Что случилось? — подходя поинтересовался Дед.

— Они хотят, чтобы мы в трубу полезли.