Соборы Парижа - Екатерина Александровна Останина

с самого первого момента даже не сделав ни малейшего движения, чтобы защитить своего работодателя, предоставив королевским гвардейцам вымещать зло на мертвом Кончини: те с удвоенной энергией наносили удары ногами по трупу. Пока они «забавлялись» таким образом, посланник прибыл к Людовику XIII и доложил, что его приказание исполнено точно.

Людовик XIII не мог скрыть своего откровенного восторга. Он немедленно распахнул окно своих апартаментов и, выйдя на балкон Лувра, закричал своим гвардейцам: «Большое спасибо! Большое спасибо вам всем! С этой минуты я – король!». Снизу с воодушевлением ответили: «Да здравствует король!».

Мария Медичи тоже практически сразу же узнала об убийстве ее фаворита. Она смертельно побледнела и, без сил упав в кресло, спросила: «Кто посмел убить его?». Ей спокойно ответили: «Витри, исполняя приказ Его Величества». Наконец-то она осознала, что ее сын стал взрослым и вполне способен взять бразды правления Францией в свои руки. Для нее в этой жизни все было кончено, и она могла только горестно произнести: «Я царствовала семь лет. Теперь меня ждет венец только на небе».

Плакать о фаворите у нее не было ни времени, ни сил: теперь ее тревожили только собственная судьба и собственная жизнь. Всех прочих чувств у нее просто не осталось. Придворный Ла Плас осмелился осведомиться у бывшей королевы, как ему быть, в какой форме сообщить эту прискорбную новость супруге погибшего, Леоноре Галигаи, но в ответ встретил только раздражение и откровенную злобу: «У меня и своих забот полно, так что подумайте об этом сами. Если вы не решаетесь рассказать ей эту новость, тогда пропойте ее». Однако придворный был настойчив, говоря, что при таком известии супруга маршала, без сомнения, испытает огромную боль потери. Мария Медичи четко повторила ему: «У меня и без этого есть над чем размышлять, и не смейте больше ни слова говорить мне об этих людях. Я много раз предупреждала их, что разумнее было бы им вернуться в Италию».

Когда вдовствующая королева решила, что она вполне ясно выказала свою позицию в отношении бывшего фаворита, то сразу же попробовала просить аудиенции у своего сына, Людовика XIII, но получила от его придворных только сухой ответ: «У Его Величества нет времени принять вас». Шокированная не меньше, чем напуганная, Мария Медичи не сдавалась. Она просила, умоляла, настаивала, упорствовала, но все было напрасно. Совсем потеряв голову от страха, королева-мать дошла до низости, совершенно недостойной любого человека благородного происхождения. Она убедительно просила придворных сына передать Людовику XIII, что, «если бы ей было известно о намерениях короля, то она сама, без промедления, лично выдала бы ему Кончини со связанными руками и ногами».

Кажется, подобным заявлением был шокирован даже Людовик XIII. Он счел ниже своего достоинства отвечать что-либо Марии Медичи, каждый шаг и каждое слово которой только лишний раз демонстрировали низость и образец неприличия. Он прислал к ней Витри, который сухо передал королевский указ: ни под каким предлогом вдовствующей королеве не покидать своих апартаментов.

В покоях бывшей королевы уже кипела работа, и Марии Медичи приходилось при этом присутствовать: многочисленные каменщики замуровывали все явные и тайные двери, оставив всего одну. Женщина поняла, что отныне она находится в собственном дворце на правах обычной пленницы.

Тем временем дворцовая стража тоже не осталась без дела. Завернув тело маршала в первую попавшуюся скатерть, так чтобы не было лишнего шума, она направилась в церковь Сен-Жермен Л’Оксерруа, где бывшего фаворита уже ждала заранее вырытая могила. Король же отдал приказ немедленно уничтожить позорный мост любви. Рабочие дружно заработали топорами, и их стук привлек к окну испуганную Марию Медичи. Она смотрела на то, как на глазах исчезает этот маленький мостик, и вдруг вспомнила о множестве бурных ночей, и впервые сострадание в ней возобладало над страхом. Ей стало плохо, и она в первый раз после того, как ей доложили о кончине фаворита, зарыдала. Один из современников, растроганный зрелищем плачущей женщины, писал: «Каждый удар топора отзывался в ее сердце».

Ф. Де Шампень. Король Людовик XIII

Арест и смерть Кончини

В отличие от нее все парижане пришли в восторг от этого события. Все рукоплескали: ненавистный маршал д’Анкр был наконец убит. В толпе неожиданно прозвучал вопрос: «Где сейчас находится этот негодяй, чтобы мы могли подойти к нему и плюнуть ему в лицо?». Идея была встречена с удовольствием и энтузиазмом, но осуществить план горожанам удалось только на следующее утро. Не менее двух сотен людей, возбужденных и агрессивных, пришли под своды Сен-Жермен Л’Оксерруа. Брат коннетабля де Люиня вспоминал: «Бесчинство началось с того, что несколько человек из толпы стали плевать на могилу и топтать ее ногами. Другие принялись раскапывать землю вокруг могильного холма прямо руками и копали до тех пор, пока не нащупали места стыка каменных плит». Дальше дело пошло еще быстрее. Горожане подняли могильный камень, а потом энтузиаст из толпы перекинулся через край могилы, достал заранее приготовленную веревку и привязал ее к ногам трупа. С некоторым усилием начали тащить мертвеца наружу. На шум выбежали несколько монахов из церковной ризницы, пытаясь урезонить разбушевавшуюся не на шутку толпу. Но было уже поздно: того, кто попробовал бы помешать разъяренным гражданам, не спасло бы даже церковное облачение.

Монахи решили, что лучше не рисковать, и бросились спасаться бегством. Едва монахи перестали докучать разъяренным жителям города, как за веревку ухватились снова и немедленно вытянули на плиты тело Кончини. Послышался вопль дикого восторга, а труп, и так заметно изуродованный королевскими гвардейцами, начали активно избивать палками. Кроме мужчин, в толпе, пришедшей на погром, находились и женщины. Они тоже вошли в раж и, крича как безумные, они стали плевать мертвецу в лицо, царапать его щеки ногтями и бить по щекам.

Поскольку и это не дало окончательного выхода народной ярости, труп Кончини за веревку доволокли до Нового моста, где привязали за голову к нижней части опоры. Народ никто и не думал останавливать, и собственная смелость вскружила людям головы. Вконец обезумев, они танцевали вокруг повешенного трупа, пели песни совершенно непотребного содержания. Этот инфернальный хоровод продолжался не менее получаса, а потом некий смельчак приблизился к мертвецу, вынул небольшой кинжал и отрезал нос трупу, после чего засунул «трофей» в карман и, довольный собой, удалился.

После этого толпу просто залихорадило. Каждый хотел получить какой-нибудь подобный устрашающий «сувенир». Трупу отрезали буквально все выступающие части тела, включая нос,