Что я видел - Борис Житков

Шлёп-шлёп-шлёп!

И прямо на нас. Прямо на самую пристань. А пароход большой, и на нём дом стоит. Длинный-длинный, до самого конца, а сверху дома пол, а на полу опять дом. И всё окошечки, окошечки, окошечки. А перед окошечками ещё немножко пол, и там люди. А чтобы они не упали, там загородка.

И все люди на нас смотрели.

Мачта на пароходе совсем небольшая. А флаг на ней очень большой.

А потом я и трубу увидал: она совсем маленькая. Я потому увидал трубу, что вдруг дым пошёл: чёрный-чёрный. Пароход совсем близко подошёл и перестал колёсами шлёпать, а всё равно шёл.

Бабушка говорит:

– Потому что очень разбежался.

И прямо к нашей пристани. И вдруг как стукнет боком!

А бабушка меня захватила, чтобы я не упал, потому что пристань тряхнулась. Я видел, как верёвку бросили, очень толстую. Один дядя на пристани её схватил и поднял. Наверное, привязывать.

А потом на пристани загородку открыли.

И мостик сложили на пароход, и все пошли.

А я закричал:

– Бабушка, пойдём! Пойдём! Я хочу на пароход!

А бабушка сказала, что не пойдём, а завтра пойдём и тогда уедем на пароходе.

Я смотрел на пароход, а он вдруг как загудит. И так страшно загудел, прямо заревел. Я думал, что-нибудь сейчас будет, и заплакал. Я схватился за бабушку. А бабушка меня сняла вниз, и мы скорей пошли на берег. А пароход всё гудел. И я не слыхал, что бабушка говорит. А она совсем в ухо мне говорила.

Потом пароход перестал гудеть, а мы уже совсем наверх пришли. Я уже не плакал и смотрел, как пароход пошёл.

Бабушка перестала меня платком вытирать и говорит:

– Возьми платок. Помахай платком пароходику.

А он не пароходик, а вон какой большой!

И ещё он два раза гудел, а потом совсем ушёл.

На другой день бабушка сказала, чтобы я поиграл мячиком, а то сейчас из него надо воздух выпускать. Его бабушка в чемодан положит. Воздух выпустит, и он станет как блин. А как приедем в Киев, мы его снова надуем. И я опять буду им играть.

Мы все вещи уложили, и мишку бабушка переложила в свой чемодан.

Мы стали обедать.

Вдруг пришёл дядя с пристани и сказал, что он наши чемоданы понесёт на пристань.

А мы пускай обедаем, потому что успеем. Я хотел скорее идти и сказал, что компоту не хочу.

Я очень хотел, чтоб скорей на пароход.

Мама говорит:

– Чего ты ёрзаешь? Никакого парохода ещё нет, а мы с бабушкой ещё чай будем пить. Садись и не выдумывай.

А бабушка сказала, что она чаю совсем не хочет, встала и взяла корзинку, где у нас грибы в банках. Мама тоже встала, и мы пошли. Мама всё время говорила, чтобы я слушался бабушку и не ел слив. И потом, чтоб в воду не упал и чтоб я сказал, что не буду.

А я не сказал.

Потом пришёл пароход, ещё больше, чем вчера, и мы с бабушкой пошли по мостику на пароход. А на пароходе по маленькой лесенке – наверх, а там, наверху, длинная-предлинная веранда с загородкой. Только не с очень высокой.

И через неё всё видно. Я посмотрел. А там внизу – пристань и мама стоит.

Бабушка говорит:

– Видишь: мама стоит? Вон, внизу, на пристани. Вот мы как с тобой высоко.

А мама снизу кричала, чтобы я не совался к воде.

А до воды вон ещё сколько! Я взял и плюнул сверху.

Мама закричала:

– Ну вот, уже начинается!

Вдруг как загудит гудок! И мама больше ничего уже не стала говорить и заткнула уши пальчиками. И совсем вбок стала глядеть.

А я уже не боялся и побежал глядеть, где это гудит. Бабушка тоже со мной пошла.

Мы потом увидели, что это гудок. Он очень большой и медный.

Большой такой, как самовар, и от него верёвки.

Капитан как потянет верёвку, так из гудка пар пойдёт. И гудок заревёт изо всей силы.

Потом я увидал, как отвязывают наши верёвки от пристани. Там пеньки такие на пристани есть, чтобы к ним пароход привязывать. И мы стали отъезжать вбок от пристани.

Я смотрел на пристань, а бабушка говорила:

– Вон, видишь, мама белым платочком машет.

А там все платочками махали. И я не видел, которая мама.

Я посмотрел назад, а сзади нас шла стенка. Только это не стенка, а всё окошки и двери: много-много. Двери открываются, и оттуда выходят дяди и тёти, все без шапок, и ходят по веранде, и смотрят за загородку, как вода бежит.

А потом из двери вышел дядя в белом костюме. Совсем как в Москве в гостинице. И тоже с подносом и чайниками.

Бабушка говорит:

– Хочешь, кофе пить будем?

И мы пошли в эту дверь. А там большая комната и столы стоят. И на всех столах – белые скатерти, и на каждом столе стоят цветочки. И все там сидят и едят. И пьют кофе. А по бокам всё диваны.

Я скорей встал на диван на коленки. И стал смотреть в окно. Мне очень хотелось смотреть, как там на берегу. Какие там домики и садики и как на реке лодочки плавают.

Бабушка сказала, что мы сейчас в столовой. И чтобы я сел как следует, и мы будем кофе пить. А всё равно слышно, как пароход колесами шлёпает. И даже трясётся немножко. Потому что у нас на столе стаканчики стояли, и они звякали.

Бабушка велела, чтоб нам принесли кофе и чтоб я пил и не вертелся.

Бабушка мне сказала, что мы сейчас пойдём в нашу каюту.

Я сказал:

– Почему?

Бабушка говорит:

– Потому что надо посмотреть наши вещи.

А я сказал:

– Почему каюту?

Бабушка говорит:

– Ты что за почемучка такой? Всё «почему» да «почему»!

Я сказал:

– А я Почемучка.

Бабушка говорит:

– А ты не будь Почемучкой. А скажи: «Какая это каюта?»

Бабушка мне сказала, что каюта – это комнатка, и там кровати, и столик, и окошко. И окошко можно открыть: оно уходит вниз, и тогда прямо без стекла можно смотреть. И всё видно, и всё слышно, и воздух хороший. И чтоб я скорей допивал кофе. Я всё допил и говорю: