Трофеи Пойнтона - Генри Джеймс

Фледа неподвижно стояла на месте, собираясь с духом.

— Как мало вы его знаете!

Миссис Герет посмотрела на нее в упор, а потом расхохоталась, чего ее собеседница никак не ожидала.

— Ах, милочка, ну конечно, я знаю его куда хуже, чем вы!

При этих словах девушка снова отвернулась, поняв, что выглядит излишне взволнованной; и, снова начав ходить взад-вперед, она чувствовала, как цепко следят за ней глаза миссис Герет. Фледа вновь повернулась к ней и встретилась с ней глазами, но натолкнулась не только на взгляд, но и на вопрос, его подкрепляющий:

— С чего это вдруг вам стало неловко спрашивать о Моне?

Фледа снова остановилась перед скамейкой, и тут на нее сошло озарение.

— Кому и знать, как не вам! — сказала она с подобающим случаю достоинством.

Несколько мгновений на лице миссис Герет отражалось полное непонимание; потом что-то вспыхнуло — она явно припомнила сцену за завтраком наутро после Мониного ночлега в Пойнтоне.

— Это потому, что я привела вас в пример… сказала ему, что вы были бы для него идеальным выбором? — Взгляд ее стал проникновенным. — Вы и были бы — вы и есть!

Фледа громко, театрально расхохоталась:

— Благодарю вас, благодарю покорно!.. Учитывая, что все самое ценное вы забрали в Рикс!..

Миссис Герет на минуту задумалась, пытаясь, как видно, проникнуть в скрытый смысл этой тирады, но в конце концов сказала просто и прямо:

— Знаете, для вас я хоть сейчас отослала бы все назад!

Сердце так и прыгнуло в груди у Фледы; верный путь открылся ей словно при вспышке молнии. Правда, уже в следующую секунду его вновь поглотила мгла, но за те несколько пронзительных мгновений она все поняла. Отослать вещи назад «для нее», Фледы, означало отослать их в том случае, если имеется хотя бы зыбкий шанс, что она еще может стать их законной владелицей. Охватившая Фледу дрожь не стала меньше оттого, что она спрашивала себя, какое знамение вдруг навело миссис Герет на мысль о подобном шансе: такое прозрение могло посетить ее, только если она что-то заподозрила — проникла в ее тайну. Это прозрение, в свою очередь, было довольно прямым следствием пусть только предполагаемой вероятности на известных условиях сдать завоеванные позиции — и тут уж Фледа становилась лицом заинтересованным. Первое, что она почувствовала: как ни хотелось ей спасти трофеи Пойнтона, ей не меньше хочется спасти свою тайну. Потому она напустила на себя по возможности невинный вид и как можно поспешнее проговорила:

— Для меня? Да почему для меня, скажите на милость?

— Потому что вы так потрясающе неравнодушны.

— Да? Вам так кажется? Вы же знаете, я терпеть его не могу, — закончила Фледа.

У нее возникло ощущение, будто миссис Герет разглядывает ее с отстраненностью непреклонного, проницательного незнакомца.

— Тогда что с вами? Почему вы хотите, чтобы я отступилась?

Фледа медлила; она почувствовала, что заливается краской.

— Я только сказала, что этого хочет ваш сын. Я не говорила, что и я этого хочу.

— Так скажите — и дело с концом!

Это было произнесено таким приказным тоном, какой миссис Герет, хоть и нередко высказывавшаяся в ее присутствии весьма категорично, ни разу еще не допускала, обращаясь к ней непосредственно. На нее этот тон подействовал, как щелчок бича, но она, сделав над собой усилие, благоразумно решила напомнить себе, что главное — не терять головы.

— Я понимаю, что он должен сдержать свое обещание.

— Какое обещание — жениться? Хорошее дело, так это ведь то самое обещание, которое нам как кость в горле!

— Да почему же мне оно должно быть как кость в горле? — спросила Фледа с натужной улыбкой. И прежде чем миссис Герет успела что-то добавить, принялась настойчиво объяснять: — Я думаю только о том, что для него дело принципа — вручить ей дом точно таким, каким она сама его увидела.

— Вручить ей дом! — выдохнула миссис Герет слова, извлеченные из пучины непроизносимого. Они прозвучали как стон осеннего ветра — с таким трудом они ей дались; от одной порождаемой ими картины она покрылась смертельной бледностью.

— Я думаю, — продолжала Фледа, — о простом вопросе: как ему выполнить важнейшее условие его договора — не важно, заключен он с последней дурой или с воплощением премудрости. Я думаю, как сохранить его честь и его доброе имя.

— То есть честь и доброе имя человека, которого вы терпеть не можете?

— Именно, — решительно подтвердила Фледа. — Не понимаю, почему вы говорите так, будто ждете от меня какого-то мелочного сведения счетов. Вы ведь так обо мне не думаете. Иначе вы и знаться со мной не стали бы. Я способна отнестись к вашему сыну по справедливости, недаром он доверил мне представлять свои интересы.

— А, он таки доверил вам представлять свои интересы! — воскликнула миссис Герет с ноткой торжества. — Кажется, вы только что утверждали, что между вами двумя ничего сколько-нибудь примечательного не произошло.

— Что-то все время происходит, если в голове есть хоть толика воображения, — объявила наша юная леди.

— Если я вас правильно понимаю, Оуэн, по-вашему, воображением не блещет! — подхватила миссис Герет и от души, как она умела, расхохоталась.

Фледа, помолчав, ответила:

— Да, по-моему, Оуэн воображением не блещет.

— Почему вы так его невзлюбили? — вдруг резко меняя тему, спросила миссис Герет.

— Прикажете мне любить его за все, чего вы от него натерпелись?

Тут миссис Герет медленно поднялась и, подойдя к своей молодой приятельнице, обняла ее и поцеловала. После чего несколько театральным, покровительственно-светским жестом взяла ее под руку.

— Пройдемся немного, — сказала она, плотнее прижимаясь к ней, чтобы унять озноб. Они двинулись вдоль террасы, и она заговорила о другом: — Значит, он все-таки сумел найти в себе красноречие, бедный птенчик, — все свои обиды вам выплакал?

Фледа с улыбкой опустила глаза на свою спутницу, которая, закутавшись в накидку и сгорбившись, тяжело опиралась на нее, производя до странности непривычное впечатление хитроватой старушки.

— Все, о чем он мог мне поведать, я и так прекрасно знаю.

— Что правда, то правда — вы все знаете! Нет, моя дорогая, вас нельзя упрекнуть в мелочном сведении счетов; у вас бесподобное воображение, и вообще вы милейшее создание. Будь вы пустышкой, как большинство юных девиц — да что там, как все они! — я давно уже сказала бы вам какую-нибудь гадость, оскорбила бы вас, и вы бежали бы от меня как от чумы. Впрочем, нет, по зрелом размышлении, — рассуждала миссис Герет, — вы не бежали бы от меня; напротив, никакая сила не заставила бы вас двинуться с места. Вы так и сидели бы, забившись в угол, молча зализывая раны, плача от обиды на свою мучительницу, и при каждом удобном случае жаловались бы всем, какая я бесчувственная скотина — и это была бы сущая правда!