Женщины в эпоху Крестовых походов - Елена Майорова

Раймунд Пуатье при всех своих очевидных достоинствах не имел талантов правителя. Он безумно дерзко играл с опасностью, гонялся за недостижимыми приобретениями и, наконец, вовлекал себя и всех своих близких в погибель.

Он правил 13 лет и пал в сражении с атабеком Алеппо при Инабе. «Проклятый князь, их предводитель, был найден распростертым среди стражников и храбрых рыцарей… Этот проклятый человек был одним из храбрейших франков, прославившихся свой отвагой, необыкновенной силой, хитростью и высоким ростом; к тому же всем было известно о его властности, стремительности действий и склонности творить зло» — писал арабский хронист Ибн-аль-Каланиси.

«После того, как он погубил своим недостойным поведением Второй крестовый поход, ему не оставалось ничего иного», — замечает немецкий исследователь крестоносной эпохи Б. Купгер, имея в виду безнравственность своего героя, а вовсе не неудавшиеся попытки манипулирования Людовика VII и затем низкую мстительность по отношению к французскому королю.

Из черепа князя Антиохийского его победитель Ширку приказал изготовить кубок, оправленный в золото, и послал его в подарок халифу Багдада.

Феодальная верхушка Антиохийского княжества была повержена. Государство осталось на жене и малолетнем сыне Раймунда. Его вдова, 20-летняя Констанца, оказалась в ситуации, подобной той, что выпала на долю ее матери. Правда, у нее был сын и две дочери, поэтому вопрос о втором замужестве не имел такой остроты.

Некоторое время Констанца и патриарх Эмери Лиможский, сменивший своего патрона Рандульфа на этом посту, существовали в добром согласии и, можно сказать, правили совместно. Констанца упорно отклоняла все предложения о браке и отказывала самым видным французским вельможам, которые прибывали в Антиохию и были очень расположены укрепить своим сильным мечом слабые силы вдовы. Ив де Несль, граф Суссон, Готье де Фоконбер, Рауль де Мсрль были отвергнуты по разнообразным, часто выдуманным причинам.

Не пошла она навстречу и желанию византийского императора Мануила, когда-то давно претендовавшему на ее руку и княжество. Теперь он выступал в качестве свата своего овдовевшего родственника Рожера Соррентского. Но Констанца отказала ему, заявив, что уже была женой человека намного старше себя. Она стремилась сколько можно дольше сохранить от чужой воли независимость свою и союзного с ней патриарха.

Может быть, воспоминания о первом браке были не столь радужными, чтобы добровольно снова надеть на себя супружеское ярмо?

Уже упоминавшийся неизвестный писатель XII в. утверждал, что Раймунд «в разговорах был мягок и приветлив, обнаруживал в своих привычках и обращении удивительную прелесть и манеры превосходного и великодушного князя», но па самом деле был «необуздан в своих желаниях и столь злобен, что при раздражении не имел ни смысла, ни толку».

Похоже, что молодая женщина имела стойкое предубеждение против супружества.

В таком положении единственным лекарством является любовь. И она пришла.

Констанца сначала рассеянно отметила достоинства молодого рыцаря Рено де Шатильона, младшего сына графа Жьена. Он родился в 1125/27 н. во Франции, в Шатильоне-на-Луаре, и вскоре, как множество энергичных, наделенных воображением, но нищих отпрысков благородных семей, оказался в Святой земле. Вероятно, придя на Восток вместе с Людовиком VII, он остался при дворе короля Балдуина III. Этот искатель приключений отличался вспыльчивостью, жестокостью и невероятной отвагой, к тому же был очень по-мужски привлекателен.

Княгиня обратила на Рено более пристальное внимание — он обладал теми качествами, перед которыми женщина не могла устоять, и которые привели к самому знаменитому мезальянсу столетия.

Как писал Гийом Тирский, всех потрясло, что «столь знаменитая, влиятельная и знатная дама, вдова такого выдающегося супруга, снизошла до брака с этим повесой». Для баронов Леванта он был всего лишь выскочкой, опорочившим себя отсутствием политического чутья и мелочными претензиями.

Патриарх Эмери и многие антиохийские нобили сурово порицали слабость правительницы, не сумевшей совладать со своим женским естеством.

Однако Балдуин III, хорошо осведомленный о воинских способностях неистового Рено, после долгих раздумий все-таки признал его правителем Антиохии.

Не без колебаний сделал это и император Мануил — в обмен на помощь Рено в его борьбе с Киликийской Арменией.

В это время у Рено завязались тесные отношения с тамплиерами, и эта дружба продолжалась до самой его смерти.

При поддержке тамплиеров Рено совершил энергичный бросок на север, где захватил порт Александретту, которую и передал рыцарям храма.

Но отношения с Мануилом серьезно испортились, поскольку тот не выплатил Рено обещанного вознаграждения. Поэтому вместо того, чтобы завоевать для него Киликию, новый князь Антиохии с помощью тамплиеров заключил с армянами перемирие и решил возместить свои убытки за счет принадлежащего Византии острова Кипр.

Он заточил патриарха Эмери, занимавшего непримиримую позицию по вопросу брака Констанцы. Узнав об этом, Балдуин направил своих послов, чтобы выкупить патриарха и доставить его в Иерусалим. Рено же тем временем вместе с армянским царем Торосом учинил разграбление Кипра — одной из самых спокойных и мирных провинций Византии.

Нападение латинян на Кипр усугубило ослабление политического альянса Иерусалима с Константинополем. Чтобы сохранить от развала нужный ему союз, Балдуин просил руки юной греческой царевны Феодоры Калузины, дочери севастократора Исаака, племянницы Мануила — ее весьма богатым приданым он хотел пополнить истощенную казну франкского государства. Друг молодого короля Оифруа Торонтский и королева Мелисенда убеждали его в полезно-ста этого брака. Дети, родившиеся от столь благородных родителей, должны были с полным правом при всеобщем ликовании наследовать престол Иерусалимского королевства и смягчить разногласия, существовавшие между латинянами и греками.

Но не только приданое и династические выгоды привлекали в невесте. Само имя Феодора означало «Божий дар». И это было воистину так: Гийом Тирский превозносил красоту и очарование Феодоры. «Theodora nomine, annum aqcnts tcrtium dccimum, formae vcnustatis sinqularitum conspicua, vultus eleqantia, et totius habitudineintucntibus favorabilis». Подобные браки не были обычным явлением. Многие византийцы высказывали серьезные опасения но поводу судьбы греческой царевны, отданной на милость франкским варварам. Когда другая племянница Мануила (тоже Феодора, дочь его сестры) была выдана за брата западного императора Конрада, австрийского герцога, греческие поэты для безутешной матери невесты создали поэму-плач, где горько сокрушались, что принцесса «принесена в жертву западному зверю». Наверное, и Феодора, хотя не была равнодушна к соблазнам величия, трепетала от мысли, что ей придется подчинить свою будущность произволу молодого варвара.

Венчание состоялось в Иерусалиме в 1158 г., и, казалось, супруги будут жить долго и счастливо.

Тем не менее Мануил вскоре заключил союз с Нуретдином, направленный на совместную борьбу с турками-сельджуками в Анатолии. Балдуин расценил это как проявление коварства со стороны нового родственника. Впрочем, никаких упоминаний о том, что вероломный поступок императора послужил поводом для неурядиц в молодой королевской семье, не имеется.