Теория стаи. Психоанализ Великой Борьбы - Алексей Меняйлов

Тактика — это когда война или сражение уже начались, когда решают, который из участков обороны противника надо прорывать, который из легионов или танковых батальонов должен это делать, сколько манипул или минометных батарей оставляют в резерве; когда решают, на котором из флангов — правом или левом — нужно устроить отвлекающую и дезориентирующую противника демонстрацию военной активности.

Стратегия же есть решение гораздо более масштабных вопросов — это когда решают стоит ли вообще давать решительные сражения, не лучше ли отступить и измотать наступающих партизанской войной или вообще заключить в случае нападения какое-нибудь, пусть даже «похабное», мирное соглашение.

Итак, мы утверждаем, что линий стратегического поведения всего лишь две — наступательная или оборонительная. Как будет показано позднее, предельный случай ганнибаловской линии — это действия Наполеона в России, а фабиевской (кунктаторской) — … Нет, о такой красоте так сразу говорить было бы опрометчиво.

Осваивать скрытые (и скрываемые) закономерности взаимоотношений людей выгодно в обстоятельствах, когда срываются многие маски, то есть через рассмотрение «странностей» великих — и именно великих! — войн. Начинать приходится со сражений древности — древние предпочтительнее современных, потому что только некоторым войнам повезло и они нашли своего Гомера, Полибия или Толстого — и ожили. Современные (XX века) войны хотя и происходили в действительности, в чем можно убедиться, обозревая обширнейшие пространства кладбищ, но как бы не существуют — для нас; в войне самое ценное — возможность ее осмысления, а тем самым и самопознания. Без этого снижается способность к высвобождению из-под управляющих нами галлюцинаций вожаков. Люди гуманитарно хорошо образованные вполне отчетливо высказываются, что, несмотря на книжное изобилие прошедших десятилетий (о Второй мировой войне написаны тысячи, если не десятки тысяч книг, отягощенных многими подробностями), настоящей Книги о Второй мировой войне еще не написано. Бытующие концепции не объясняют многих странностей и явно скудоумны. И это чувствуется.

При размышлении над картинами сражений, написанных пером великих писателей, обогащаешься самым главным — обобщением. Скажем, читая о ганнибаловских сражениях (Тит Ливий, Полибий), невозможно не заметить, что они всегда протекают по простейшим схемам, настолько простым, что для их тактической организации достаточно интеллектуальных способностей любого центуриона (майора). Такие центурионы есть в любом войске, следовательно, победа одного войска над другим определяется отнюдь не способностью к логическому мышлению. Действительно, одно и то же войско (численно, по составу, по вооружению) под предводительством одного военачальника побеждает (Фабий, молодой Ганнибал), а под командованием другого — проигрывает (Муниций, Варрон, состарившийся Ганнибал).

Иными словами, успех в генеральном (!) сражении великих (!) войн определяется личностью военачальника.

Что в великих военачальниках самое главное? Умение рубить мечом? Или навскидку стрелять из автоматической винтовки? Нет. Сила аналитического мышления? Нисколько. Более того, замечено, что нередко победоносные военачальники во время начавшегося сражения никаких тактических распоряжений и не отдают (Кутузов при Бородине молчал; вербальные распоряжения Наполеона безнадежно запаздывали). Великие сражения управляются не словом.

Когда встречаются две равных по силе некрополя стаи, — то здесь, действительно, значение имеет и опыт, и вооружение, и сумма выплачиваемого солдатам жалования, и их численность, и тактические расчеты военачальников — в такого типа войнах свои закономерности.

Но раз в столетие или даже реже приходит великий военачальник — сверхвождь.

И тогда вступают в силу закономерности великих войн. Любящие похвастаться вожди (типа Варрона, сына мясника) побеждают умы своего народа, и легко — некоторых противников, но стоит им оказаться перед сверхвождем… И вот они уже бегут, спотыкаясь о брошенное оружие, — лучшее, заметьте, оружие, чем у победителей. Бегут от численно меньшего противника — и как бегут!

Так было с врагами Александра Македонского и с врагами Пирра; так же было с врагами Ганнибала, Наполеона и Гитлера. Все великие военачальники побеждали отнюдь не числом, да и не умением тоже. Ганнибал побеждал численно превосходящего противника, Наполеон — тоже. Но стоило великому военачальнику оставить свое войско, как оно позорно проигрывало даже численно меньшему противнику. (Скажем, можно вспомнить ту же Итальянскую армию, оборванную и дезорганизованную до появления в ней Наполеона, при нем — абсолютно победоносную, а после отъезда Наполеона шутя разогнанную отрядом Суворова, ничтожным по сравнению с Итальянской армией.)

Итак, мы приходим к тому единственному внутренне непротиворечивому объяснению всех наблюдаемых во всех великих сражениях странностей. Важнейший фактор великих войн — сила (и направленность) некрополя сверхвождя.

Сверхвождь хочет — и вооруженная толпа бросается вперед; у противника же опускаются держащие оружие руки.

Сверхвождь представляет — и противоборствующему военачальнику как будто отшибает память вместе с военным опытом и всякое соображение, и он в третий раз подряд оказывается послушно пойман в однотипную ловушку.

Сверхвождь галлюцинирует — и противник толпами сдается в плен.

Хочет — и на, пожалуйста.

В стае все определяется не оружием и не типом замка ящика, в котором заперт банан, но тем, чего хочет вожак.

Но — великий парадокс существования великого некрофила (великого военачальника, сверхвождя): стоит ему только представить, что бежит его войско — и оно побежит!

Стоит ему только дрогнуть, испугаться, представить что-нибудь в кустах страшное, эдакое, и вот его собственное войско панически бежит, увлекая за собой плоть своего мечтателя.

Это тем более возможно, что все сверхвожди одержимы приступами паранойи — безосновательной манией преследования, им временами мерещится черт знает что за каждой шторой.

Иными словами, непобедимого сверхвождя победить можно — надо только знать как. Надо быть противоположного ему психического склада, нестайного, неугоднического, быть независимым от некрополя.

Паранойя — самое слабое место сверхвождя.

Есть, разумеется, и физически уязвимые места (Пирру заехали черепицей по шее). Замечено, что если определяющий (и именно определяющий!) ход сражения военачальник случайно поражен (камнем, стрелой, пулей, черепицей) и теряет сознание, то картина сражения может резко измениться. Его побеждавшие было по всем пунктам войска обращаются в бегство (см. всемирную историю, примеров множество). Казалось бы, все на месте — клинков меньше не стало, расположение войск осталось выигрышным, вербального управления как не было, так и нет, и в этом отношении с гибелью сверхвождя мало что меняется — но всё бежит.