Love of My Life. На всю жизнь - Луиза Дуглас

— А теперь извините, мне пора работать, — сказал он и вернулся к своим книгам.

Мы с Марком поехали на побережье в моей машине, взяв с собой теплые пальто, термос с кофе и одеяло. Доехав до конца дороги, мы по крутой, покрытой галькой тропинке спустились в маленькую бухточку, которую обнаружили много лет назад. Мы знали, что у подножия скалы есть пещера. Пенящиеся волны, набегая на берег, с мерным шорохом перекатывали гальку, а над морем истошно кричали чайки. Расстелив одеяло у входа в пещеру, мы сбросили с себя ботинки, джинсы и белье. На этот раз у нас был какой-то особенно радостный, бодрящий, жизнеутверждающий секс. А потом я лежала на спине и смеялась, глядя на проносящиеся по небу небольшие белые облака, в то время как Марк, немного нелепый в своем грубом свитере и толстых серых носках, сидел рядом со мной и фотографировал мобильником греющихся на скалах котиков. Его широкие, поросшие темными волосами бедра резко контрастировали с моими — узкими и бледными.

— Раньше люди считали, что котики — это души умерших, — сказал Марк, поворачивая ко мне свою растрепанную ветром голову. — Наверное, это связано со звуками, которые они издают. А может быть, с тем, как они лежат на скалах.

— На мой взгляд, они выглядят довольно здоровыми и упитанными.

— И все равно у них грустный вид. Обрати внимание на их глаза.

— Скорее всего, им просто до смерти надоело море. Согласись, несколько скучновато смотреть на него день за днем, безо всякого разнообразия.

— И каждый день есть только сырую рыбу.

— Угу.

— Не говоря уже о погоде.

— Бедные котики.

— Да, невеселая у них жизнь.

Марк обернулся и сфотографировал меня.

Я отбросила волосы с лица и уже открыла рот, чтобы возмутиться.

— Не волнуйся, — успокоил меня Марк. — Я ее удалю.

— Удали немедленно.

— Ладно, ладно.

— Марк…

— Ну все, успокойся, уже удалил.

Склонившись надо мной, он закрыл мне рот поцелуем. Его губы были солеными и сухими. Извиваясь всем телом, я прильнула к нему. Покачав головой, Марк улыбнулся, и его холодная рука оказалась у меня между ног. Я дрожала. Я хотела большего. Я вбирала его в себя.

Мы погружались в блаженное забытье. Это уже перестало быть только способом выжить. Наши отношения уже не были всего лишь бальзамом для душевных ран или взаимным утешением. Они переросли в нечто большее. В тот день, когда мы ездили на побережье, я испытала ощущения, о существовании которых уже успела забыть за прошедшие страшные месяцы. Сначала я даже не смогла их классифицировать, но позднее, когда вернулась в свою квартиру и вымывала из волос песок, меня осенило. Там, в бухте, я несколько мгновений была по-настоящему счастлива.

В свое первое лето работы в «Маринелле» я влюбилась в семейство Феликоне и в их образ жизни. Мне и раньше нравились эти красивые и обаятельные люди, теперь же они меня окончательно заворожили. По сравнению с моей матерью, с ее туфлями без каблуков, широкими лодыжками, короткими волосами с некрасивой сединой и мученическим выражением лица, Анжела выглядела как королева или кинозвезда. Миниатюрная элегантная блондинка с безупречным маникюром, она всегда улыбалась, даже когда отчитывала сотрудников за какую-то провинность. У Маурицио была маленькая аккуратная бородка и так называемый «высокий» лоб. На самом деле его волосы просто начинали редеть, как у маминого друга Хэнсли. Но, в отличие от Хэнсли, Маурицио очень много смеялся. А кроме того, он много пел, много целовался и любил цитировать стихи. И хотя он часто кричал, эти вспышки плохого настроения были кратковременными и дальше слов дело никогда не заходило. Он говорил нам с Аннели вычурные комплименты, подкрепляя слова выразительными жестами, постоянно скармливал нам лакомые кусочки, и каждый день мы уходили домой с пакетами, набитыми всякими вкусностями, оставшимися после клиентов. Мне нравилось это оживленное место с его запахами кухни, суетой, шумом, веселой болтовней и музыкой по радио. Когда я находилась в «Маринелле», жизнь была полна красок.

Жизнь в нашем доме была даже не черно-белой, а скорее серой. Дата отъезда Линетт в университет неумолимо приближалась, и я приходила в отчаяние от одной мысли, что останусь здесь совсем одна, с матерью и мистером Хэнсли. Дома мы ели только английскую еду, то есть белый хлеб с маслом, томатный суп «Хайнц», хрящеватые свиные сосиски и блюда из фарша. Иногда к обеду у нас были макароны, которые я очень любила, но это считалось баловством. По вечерам Хэнсли обычно ужинал с нами. Он засовывал салфетку за воротник и заставлял нас хором произносить: Возблагодарим Господа за хлеб наш насущный и за милость его. Он постоянно восторгался стряпней матери и, несмотря на свою худобу, очень много и жадно ел, часто разговаривая с набитым ртом и омерзительно чавкая, что вызывало у меня отвращение. При этом он считал, что мы с Линетт имеем право говорить только тогда, когда к нам обратятся.

Я не допускала даже мысли о том, что Хэнсли запустит свои волосатые пальцы в деликатесы из «Маринеллы». Если я не съедала содержимое пакетов, которыми снабжал нас Маурицио, по дороге домой, то скармливала остатки чайкам.

Когда мы с Аннели начали работать в «Маринелле», Стефано учился в университете, а Карло уже работал в каких-то силовых структурах Уотерсфорда и встречался с Шейлой. Поэтому мы редко видели старших мальчиков Феликоне.

Фабио все время был в «Маринелле». Он постоянно находился на кухне, где сосредоточенно колдовал над своими тортами и пирожными. Достаточно было один раз показать ему, как готовится то или иное блюдо, чтобы он запомнил его рецепт навсегда. Через некоторое время он начнет смело экспериментировать с ингредиентами и создавать свои собственные кулинарные шедевры, но тогда он был еще совсем юным, на год младше нас с Аннели. Он постепенно привыкал к тому, что сильно отличается от своих шумных бойких сверстников и что его оберегают и лелеют, как оранжерейный цветок.

Марк и Лука жили в квартире над рестораном и помогали родителям в их бизнесе. Кроме них в семействе Феликоне появилась еще одна помощница. Это была рыхлая девушка с нездоровым цветом лица по имени Натали Санто.

Марк рассказал нам, что мать Натали была двоюродной сестрой Анжелы и ее лучшей подругой. Они вместе учились в школе, и их семьи постоянно проводили вместе отпуска. Они пообещали друг другу, что если с одной из них что-то случится, то другая обязательно позаботится о детях. Натали была единственным ребенком. Отца она даже не помнила, а теперь и мать умерла от рака. Когда она лежала на смертном одре, Анжела в присутствии всех членов семьи и священника поклялась, что Натали станет членом семьи Феликоне, где ее будут любить и оберегать. Она пообещала, что защитит ее от любых напастей, а в свое время обязательно позаботится о том, чтобы девочка удачно вышла замуж. Кузина умерла спокойно. Она знала, что Анжела — человек слова и ее дочь осталась в надежных руках.