"Мы не дрогнем в бою". Отстоять Москву! - Валерий Киселев

Но когда все проблемы, казалось, были решены, и Шапошников, проваливаясь в сон, машинально снимал сапоги, сидя на старом диване, в сознание вошел резкий телефонный звонок:

– Шапошников? Поднимай полк. На погрузку, срочно.

«Так и не удалось отдохнуть», – наматывая портянки, с трудом борясь со сном, подумал Александр Васильевич Шапошников.

Много было пройдено, страшно оглянуться, но и впереди была еще целая война…

Вышедшая из окружения 137-я стрелковая дивизия была переброшена сначала в Елец, а к утру 5 ноября – в Ефремов. Командующий 3-й армией генерал Крейзер поставил дивизии задачу занять оборону по реке Красивая Меча и прикрыть шоссе Ефремов – Тула.

«Понимаю, что не отдохнули и не успели доформироваться, – вспоминал полковник Гришин слова генерала Крейзера, – но пойми: твоя дивизия сейчас самая боеспособная единица в армии».

Полковник Гришин, пока разгружался эшелон, в который раз за последние сутки достал карту. «Пятнадцать километров фронта… Это на восемьсот-то человек!» – подумал он и вспомнил ориентировку Крейзера: «Противник – части 2-й полевой армии – от Ефремова примерно в 30–50 километрах… До двух пехотных и одна танковая дивизия». «Конечно, шоссе Ефремов – Тула немцам сейчас крайне необходимо, – думал Гришин. – Можно ударить на Тулу с юга, а там дорога и на Москву…»

– Иван Тихонович, – к Гришину подошел полковник Кузьмин, начальник артиллерии дивизии, – обещанный командующим артполк прибыл. Состояние отличное, только что переформировались. Матчасть новая. Теперь с ними у нас сорок одно орудие в дивизии. Живем! – довольно заключил Кузьмин.

«Да, если действительно полк хороший и свежий, то воевать можно», – с удовлетворением подумал полковник Гришин.

– Алексей Александрович, – позвал он своего начальника штаба полковника Яманова, – мы с Кузьминым и Кустовым поедем на рекогносцировку, а ты с Канцедалом размещай людей и готовься к маршу.

На единственной в полку полуторке Гришин и Кузьмин с небольшой охраной выехали из Ефремова на указанную полосу обороны по Красивой Мече.

– Как думаешь распорядиться своим богатством? – спросил Гришин Кузьмина, снова доставая карту.

Машина быстро ехала по подмерзшей дороге. С серого неба белыми хлопьями шел снег, но чувствовалось, что зимняя погода еще не установилась.

– Конкретно решим после того, как все осмотрим, но уже сейчас видно, что самый опасный участок у Яблоново. Туда хотя бы один дивизион сразу надо поставить, – сказал Кузьмин.

Западный берег реки оказался значительно выше, но, посоветовавшись с Кузьминым, Гришин решил поставить артиллерию по восточному берегу реки: там позиции были удобнее и в случае необходимости отхода не надо будет переправляться через реку.

– А пехоту придется ставить все же и по западному берегу, – уверенно сказал Гришин после некоторого раздумья. – Усильте ее полковой артиллерией. У Михеева шесть орудий, у Шапошникова два. Сорокапятки в случае чего перетащим, а артполк весь придется ставить вдоль реки по восточному берегу.

Около трех часов ездили они вдоль Красивой Мечи, сверяя местность с картой, прикидывая, где поставить батарею, а где можно обойтись и одним орудием, где придется развернуть батальон, а где можно оставить и необороняемый участок.

– Как Тришкин кафтан, – беззлобно ругался Гришин. – Попробуй растяни восемьсот человек на пятнадцать километров!

– Нельзя быть сильным везде, Иван Тихонович, – с шутливой назидательностью напомнил ему Кузьмин.

– Этот закон сейчас не годится. Слабым нельзя быть ни в одном месте, – серьезно ответил Гришин. – Проткнут оборону хотя бы в одной точке – и вся наша оборона потеряет смысл. За танками же не угонишься. И эшелонировать оборону нечем.

– Вот я и предлагаю в резерве держать половину всех орудий, как пожарные команды, – предложил полковник Кузьмин. – Где будет жарко, туда и посылать. Как думаешь, сколько дней в нашем распоряжении?

– Все зависит от погоды. Пристынет по-настоящему – и пойдут. Может быть, дней пять, может, неделя, – ответил Гришин. – Поехали к своим. В целом все ясно. «Но как же воевать без обоих соседей… – тревожился Гришин. – Это опять верное окружение…»

К вечеру 5 ноября оба стрелковых и артиллерийский полки 137-й дивизии выступили из Ефремова занимать отведенные им участки обороны.

В 624-м стрелковом полку «старички «обсуждали новость: вернулся из госпиталя их первый командир полка майор Фроленков, раненный еще в июльских боях.

– Ну, Андрей Григорьевич, принимай полк, командуй, а я опять при тебе комиссарить буду, – сказал Фроленкову Михеев. – Задача поставлена, людей в полку ты знаешь.

– После марша собери всех командиров рот и батальонов, хочу посмотреть, кто из старых остался.

Когда полк вышел к Красивой Мече и занял оборону, вечером к Фроленкову стали приходить и представляться командиры. Хотя на марше он мельком и видел некоторых из них, все равно сейчас встреча с каждым была теплой и дружеской.

Комбатов было только двое – лейтенанты Нагопетьян и Савин. Нагопетьяна майор Фроленков до этого знал только в лицо, в июле он был лишь взводным, и теперь с удовольствием оглядывал этого высокого красивого парня с живыми черными глазами.

– Вот, Андрей Григорьевич, есть предложение представить его к очередному званию, – сказал Михеев. – Парень что надо, в полку первый смельчак.

В избу вошли еще двое. Фроленков узнал Тарасова и Александрова.

– О, парторг с комсоргом, неразлучные друзья, – пробасил Фроленков. – Садитесь на лавку, – он видел их обоих днем и поговорил подробно с каждым.

Вошли, крякая с мороза, еще несколько человек.

– Дзешкович, минометчик? – спросил Фроленков.

– Так точно, товарищ майор, – ответил краснощекий лейтенант.

– Командир полковой батареи старший лейтенант Денисенко… Комиссар батареи младший политрук Василенко, – представились двое молодцеватых командиров в хорошо подогнанных шинелях.

– Товарищ майор, младший политрук Василенко с нами с августа воюет, – сказал комиссар полка Михеев. – Командир батареи новенький, но тоже с боевым опытом.

Фроленков поздоровался с каждым, предложил сесть.

В госпитале он часто думал, как вернется в свой полк, мечтал об этом и мысли не допускал, что попадет в другую часть. Поэтому был искренне рад, когда из управления кадров фронта его направили в родной полк.

Фроленков знал, что полк трижды попадал в окружения, вышел из последнего с тяжелыми потерями, поэтому боялся, что из своих старых командиров никого не встретит. А тут – живы оказались многие, кого он хорошо знал и любил. И Михеев с Тарасовым, с которыми он формировал полк, и комсорг полка Александров, заметно возмужавший за это время. Адъютант командира полка лейтенант Рак, который тогда, в июле, когда Фроленкова ранило, сумел вывезти и сдать его в госпиталь. Старший лейтенант Новиков, первый помощник начштаба. Фроленков любил его за холодный трезвый ум не по годам, уважал, как отличного штабиста. Начальник штаба в полку был третьим за четвертый месяц, а помощник оставался все тот же, одно это вызывало у Фроленкова уважение к Новикову.