Царьградская пленница - Александр Волков

Софья смирилась. Чтобы Зоря не терял времени на долгие переезды из Черторыя на Подол и обратно, решили, что парень будет жить у оружейника. Место для него нашлось в одрине, где спали Пересвет с сыном.

Принимая ученика, мастер сказал, поглаживая опаленную у горна бороду:

– Смотри, Зоря, старайся! Я наказываю не за неумение, а за небрежение!

На первое время Зоре дали самую легкую работу – он должен был готовить кольца для кольчуг, которые в ту пору назывались бронями. Некоторые кольца делались разъемными, их концы расплющивались, и в них пробивались дырочки. Когда в разъемное кольцо вставлялось сплошное, оно скреплялось заклепкой. Дело было однообразное и надоедливое, но юноша трудился усердно, неутомимо.

Кольчугу составляли тысячи и тысячи колец, и надо было искусно соединить их, чтобы получилась железная рубашка с отверстием для головы, с железными рукавами.

Русские оружейники в своем мастерстве превзошли иноземцев. В Западной Европе в ту эпоху еще не умели делать кольчуги, и купцы приезжали за ними на Русь.

Неудивительно поэтому, что, хотя работа над одной броней отнимала недели напряженного труда, этот труд вознаграждался с лихвой.

Иногда, чтобы оживить долгие часы работы, Зоря начинал пересказывать события из истории Руси: он помнил летопись Геронтия почти наизусть. Оружейник и подмастерья старались полегче стучать молотками по наковальням, потрескивала в светце лучина, а Зоря звонким юношеским голосом рассказывал о походе Олега на Византию, о подвигах Святослава…

Пересвет растроганно думал: «Какой хороший парень уродился у Стоюна. Всем взял: и собой пригож, статен, силен и работа из рук не валится. Да еще и грамоте обучился, куда там нашему попу. Вот мне бы такой зять достался, я бы бога благодарил…»

Мысль эта вначале была мимолетной. Нелепо взять нищего, у которого после отца не останется иного наследства, кроме старой хаты да пары сетей. Но Зоря работал все более упорно и сноровисто. И думы Пересвета становились благосклоннее к юному подмастерью.

«Сам-то я с чего начинал? – размышлял старик. – Ветхая кузня, наковальня да молоток… А ведь все преодолел, дом построил, почет и уважение имею, серебро на черный день закопано… И Зоря хоть и беден, а хороший из него будет зять».

Но когда он вспоминал о любви Неждана к дочери рыбака, его брала досада. Если Неждан женится на Светлане, то по церковным законам брак Зори и Надежды станет невозможен, и юный рыбак не войдет зятем в семью оружейника. И тогда рухнет его мечта о том, что Неждан и Зоря поставят его дело первым в Киеве. Старик пытался успокоить себя. «Ничего, – рассуждал он, – авось вылетит эта дурь у парнишки из головы, а невесту ему найдем другую».

О чувствах Надежды и Зори оружейник совершенно не думал. Ему было безразлично, нравятся они друг другу или нет. Пересвет считал, что возможность стать зятем богатого ремесленника просто осчастливит парня, и он будет бесконечно рад.

Неотвязные мысли до того допекли Пересвета, что он поделился ими с женой.

– Только смотри, никому ни слова, – строго предупредил он Софью. – Я тебя знаю, раззвонишь всему Подолу. А я еще ничего толком не решил.

Намерения Пересвета ошеломили его жену. Слова мужа ее точно варом[73]обдали.

– Да что ты, муженек, – запричитала она, – что ты надумал несусветное! Взять в семью рыбацкого сына! Да уж я скорее соглашусь Нежданку на Светлане женить, а Наденьку в обиду не дам!

– Цыц, нишкни, и чтоб никому ни слова! Время покажет.

Но болтливая Софья не удержалась и под секретом поведала обо всем дочери.

Сказать, что Надя была поражена, значит, ничего не сказать. Она была уничтожена, убита. Ей, считавшей себя неотразимой красавицей, втайне мечтавшей о заморском королевиче и уж только на худой конец – о знатном бояриче, стать женой голопузого Зорьки! И что ее тогда ждет? Домашнее хозяйство, возня с горшками у печи, варка щей для работников… Нет, нет и нет! Надежда и раньше издевалась над Зорей, а теперь она его возненавидела.

Не зная подоплеки дела, парень простодушно удивлялся: «За что она так меня не любит?»

Но если он пытался задобрить ее ласковым словом, девушка фыркала и презрительно отворачивалась от него.

Пересвет не хотел отрывать молодого грамотея от учения и раза два в неделю отпускал его к Геронтию.

Чтение летописи заканчивалось, и Зоря научился читать совершенно свободно.

Наставник стал учить его письму. Одну из церковных книг, пришедшую в ветхость, отдали Геронтию. Летописец соскабливал ножиком буквы с уцелевших листов, и получался так называемый палимпсест.[74]

Умение писать пером Зоре далось легко. Гораздо сложнее обстояло дело с «буквицами», то есть заглавными литерами, которыми начинались книжные абзацы.

Буквицы часто представляли из себя маленькие картинки. У Зори оказался большой вкус, он рисовал оригинальные красивые буквицы, и довольный учитель говорил:

– Добрый списатель книг из тебя получится, вьюнош Иувеналий. Сие я тебе глаголю, смиренный инок Геронтий.

…Зима прикрыла пушистым покровом склоны киевских холмов, навалила огромные сугробы в долинах. Катание с гор на санках было любимым занятием киевлян.

Катались и ребятня и взрослые: мальчишки и девчонки каждый день, а взрослые лишь в воскресные дни, да и то отстояв обедню.

Любили горожане и кулачные бои. Редкое воскресенье обходилось без того, чтобы на льду реки не выходила стенка на стенку. Дрались Гора с Подолом. Честь Горы отстаивали торговцы, боярская челядь, княжеские дружинники. За Подол становились кряжистые кожевники, мускулистые кузнецы, широкоплечие каменотесы.

И катание на санях и кулачные схватки были заманчивы для Неждана и Зори, и все-таки два друга редко участвовали в этих забавах. По воскресеньям Зоря отправлялся в Черторый проведать отца и сестру, а Неждан проводил время в мастерской.

С невиданным упорством изучал он секреты оружейного ремесла, чтобы скорее выйти в самостоятельную жизнь и осуществить свою мечту – жениться на Светлане.

Странное дело: парень ни единым словом не заикнулся любимой о своем чувстве, но почему-то был уверен, что Светлана его не отвергнет.

«Я и силен и высок, – с наивным самодовольством думал Неждан, – а как выучусь по-настоящему работать, где она такого другого найдет?»

Всего пять месяцев прошло с тех пор, как княжеский посол, отправившийся в Царьград, повез послание Ольге. И конечно, рано было ждать его возвращения, да и вряд ли случилось бы оно в зимнюю пору. И тем не менее то рыбак, то его сын захаживали на великокняжеский двор и, поклонившись ключнику парой стерлядок, почтительно спрашивали, не вернулся ли боярин Светозар, посланный в Византию.