Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов

городах по границе с Монгольской Тьмой. Что это было? Пока что следователи не могли дать однозначный ответ.

Возможно, в города проникли тёмные или отродья Тьмы. А возможно, хулиганили агенты соседей. В том же Эране вполне ценились невольники с севера. Официальные власти, конечно, пытались бороться с этой практикой, но уж больно привлекательным был приз. Набрать сотню рабов, которых только кормить надо. Или рабынь… Смотря, чем хозяин промышляет.

А может, и внутри Руси кто опустился до похищений, решив, что война всё спишет. Жажда наживы порой способна сделать из неплохого, в общем-то, человека настоящее чудовище. Вот и рыли землю носом городовые, выискивая малейшие зацепки по каждому случаю. Может, и найдут ещё…

Пропадала-то в основном молодёжь, будущее страны. Родители выли от горя и ярости. Власти пытались успокоить население. А тревожность всё росла…

Том 1

Глава 6

Из дневника мальчика Феди, написанного на неизвестном языке

Женщина, которая является в этом мире моей матерью, не любит меченых! Ненавидит! Само явление не переносит как факт. И мужчина, который в этом мире является моим отцом — тоже их недолюбливает. Поэтому в нашей семье царит культ обыкновенизма. Тема меченых — под запретом.

Интересно…Почему при этом моя семья продолжает пользоваться приборами, которые без этих меченых толком и работать бы не стали, а⁈ Ну ничего в кастрюле не щёлкает же!

Впрочем, мне удалось в свои шесть выяснить, что причины для такой ненависти у мамы есть. Её большая семья, бывшая некогда в дворянском сословии, практически полностью вырезана. Остались только она и её брат, который приходится мне дядей.

Брат пытался восстановить семейное дворянство, но сам попал в какую-то мутную историю и поспешно отбыл в сторону то ли Ниппона, то ли Чосона. История умалчивает. В общем, детская психологическая травма моей матери укрепилась ещё сильнее. Надеюсь, с годами её отпустит. Меченые — часть местной жизни и весьма важная.

— Привет, мам! — голос бодрее и жизнерадостнее.

— Ты почему не звонил⁈ — завопила на меня трубка мобильного телефона. — Ты совсем мать не любишь? Ты хоть представляешь, как мы тут за тебя переживали?

Не зря, между прочим, переживали… Так-то я вообще-то почти труп, только не труп. Но я понимаю: сначала обвинения, а обнимашки потом. Иначе я, тварь такая неблагодарная, совсем от рук отобьюсь.

— Ты где? С тобой всё в порядке? — сменив гнев на милость, заканючила трубка. — Мы слышали новости! Мы тут все с ума сходим! Ты здоров⁈

«Ты здоров», серьёзно? В моём понимании вопрос, здоров ли человек, задают, когда худшее, что ему грозит — это какое-нибудь ОРВИ.

А когда он только вернулся с «передка», где людей жрут, иногда убивают, а потом — жрут, а иногда убивают и жрут одновременно — надо задавать вопросы о целостности его дефолтной комплектации.

Ну, в смысле, руки-ноги при нём? Или уже часть потерялась?

— И почему ты не звонил? У тебя что-то с телефоном? — снова плавно переходим на обвинения. — Ты почему молчишь?

Ну вот! Круг замкнулся!

— Мам, не части́, я ни слова вставить не успеваю…

Да, мамочка, я умею переводить стрелки, хотя это и опасно: можно получить…

— Хочешь сказать, что я много болтаю⁈ — ну вот, получил. — Так это потому что ты молчишь! Ты совсем не уважаешь наших чувств⁈

— Очень уважаю… — устало ответил я и буркнул в сторону: — Свои уши — тоже!..

— Что ты сказал? — мама тут же заинтересовалась тем, что не сумела расслышать.

— Мам, я позвонил, как только представилась возможность… — а я гнусно проигнорировал её любопытство: пусть мучается.

— Что значит «как смог»? А почему до того не мог? — возмутилась мама. — Вас отвели с первого ряда? Где ты?

Позволь поинтересоваться, милая моя мама: на какой из этих вопросов я должен отвечать первым?

— Раньше не мог, мам. Сначала связи не было, потом телефон потерял, — ответил я.

— Как можно было потерять телефон⁈ Он же четыре рубля стоил, Федя! Где теперь новый брать⁈

Мама в своём репертуаре: никак не может смириться с тем, что сын уже подрос и сам себе всё купит, и с тем, что деньги можно потерять, если это больше десяти копеек:

— И вы же на заставе были! Ну как можно на заставе потерять телефон? И ты мне так и не сказал: вас отвели с первого ряда? А где Егор? Его мама недавно звонила, волновалась!..

Как же далеки наши мамы от того дерьма, в котором нам довелось побывать…

И хорошо, что далеки. Значит, мы выполнили свою работу.

А вопрос про Егора надо проигнорировать. Любой ценой.

— Мам, заставу мы покинули, пришлось отступить. Меня вывезли в Покровск-на-Карамысе. В лекарне лежал. Сейчас перевожусь из Военного Приказа в Тёмный…

— Тебя вывезли⁈ Ты ранен⁈ — возопила мама, считав только первый слой информации.

Конечно, ранен, ага. Раз пять, и в двух случаях дырки вышли серьёзные. Но!..

Держим паузу. Держим… Сейчас… Вот…

— Почему тебя переводят в Тёмный Приказ? — мне кажется, если бы морозилки умели говорить, то именно такой у них голос и был бы.

— У меня прошло Боевое Рождение. Я стал двусердым, мам… — я замолчал, ожидая ответа, но так и не дождался.

Трубка тихонько запищала сброшенным вызовом. Ой, как нехорошо! Вот если бы мама сказала что-нибудь в духе: «Дома поговорим» — тогда было бы лучше. А сброс звонка — значит, серьёзно расстроилась.

Но теперь можно какое-то время ей не звонить. Сама проявится. Эта история, к сожалению, затянется. Прямо вот чувствую. Мама у меня не из тех, кто резко меняет жизненную позицию под давлением обстоятельств.

Скорее, она попытается прогнуть под себя обстоятельства. Причём самым радикальным способом. Что угодно, лишь бы остаться при своих убеждениях.

Жаль только, в ближайшее время сестёр и братишку навестить не смогу. Сейчас меня на порог родного дома не пустят. Хотя я знаю, мама меня любит. Рано или поздно она смирится с тем фактом, что я теперь меченый. И, скорее, это случится рано, чем поздно.

Но…

Я подвинул к себе вазочку с фруктовым десертом, который специально оставил на «после разговора с мамой». Всё-таки за подвиги принято героев вознаграждать.

Сейчас родителям Егора сообщат о его смерти, и мама тоже узнает… Надеюсь, додумается не говорить про меня, когда тётя Таня позвонит в