Золотое дерево - Розалинда Лейкер

Габриэль зарылась лицом в ладони, не в силах совладать с собой. Тоска по Николя разрывала ее сердце, Свидетельствуя о том, что время было не властно над ее чувством, и новая встреча с Николя могла повлечь за собой непредсказуемые последствия.

Тяжело вздохнув, Габриэль выпрямилась за письменным столом — это письмо требовало ответа, и ответ должна была написать она сама. Не колеблясь ни секунды, она взяла чистый лист бумаги и быстро написала, что шелководческая ферма Вальмонов не может ни в настоящее время, ни когда-либо в будущем осуществлять поставки шелка-сырца для ткацких мастерских Дево. Написав это, она поставила свою подпись, посыпала бумагу песком, чтобы просушить чернила, встряхнула лист, а затем, сложив его, запечатала сургучом.

Габриэль была совершенно уверена в правильности своего поступка, поскольку деловые отношения могли повлечь за собой новые встречи.

Она понимала, что ее ожидают серьезные неприятности, когда Эмиль узнает обо всем. Но Габриэль не могла поступить иначе. Ее ответное письмо сведет к минимуму риск новой встречи с Николя в своем доме или в конторе мужа.

Габриэль вновь принялась разбирать оставшиеся на столе письма. При ответе на них она пару раз проконсультировалась со служащим, однако большинство вопросов без затруднений решила сама. Когда служащий принес ей целую связку новых перьев, которые заточил специально для нее, Габриэль поняла, что он надеется на ее участие в делах и руководстве фермой до тех пор, пока не поправится Эмиль. Ей предстояла нелегкая задача доказать свою способность совмещать обязанности жены, домашней хозяйки и управляющего делами фермы, играя все эти роли с полной самоотдачей и не пренебрегая ни одной из них. Оценит ли Эмиль ее самоотверженность? Простит ли ей ее решительный отказ поставлять сырье Дево? И все же, какие бы сомнения ни мучили Габриэль, она чувствовала себя вновь независимой, сильной и свободной.

Выйдя из здания конторы, Габриэль направилась в дом, собирая по дороге цветы для больного мужа.

Эмиль поправлялся очень медленно. Но как только состояние его здоровья немного улучшилось, он сразу же спросил о делах на ферме. Элен, дежурившая в это время у его постели, постаралась успокоить больного, сказав, что ему не о чем беспокоиться.

— Габриэль занимается делами и приглядывает за фермой, — сообщила Элен, имея самые благие намерения, — поэтому не тревожьтесь.

Но к ее полному изумлению больной застонал, и на его лице появилось выражение мучительного недовольства, однако он был еще слишком слаб, поэтому снова впал в тяжелое забытье, беспокойно заворочавшись в постели. Узнав реакцию мужа на сообщение Элен, Габриэль не на шутку встревожилась и, испросив разрешение у доктора, послала к постели больного старосту рабочих и конторского служащего для того, чтобы те могли доложить хозяину о положении дел и ходе работ. Подчеркнув, что Эмилю нельзя волноваться, Габриэль попросила обоих мужчин не утомлять хозяина долгим посещением и избавить его от любых неприятных известий. Это посещение самым благотворным образом сказалось на настроении больного, он убедился, что его авторитет остался незыблемым и что жена лишь временно исполняет его обязанности, соблюдая в ведении дел установленные им правила. Однако несмотря на вновь обретенное им душевное равновесие, физическое состояние больного все еще вызывало сильную тревогу.

— Хотя жар спал, состояние пациента остается все еще критическим, — сказал доктор Жонэ Габриэль после очередного визита: он наведывался к больному ежедневно. — Нельзя форсировать события, иначе месье Вальмон может остаться на всю жизнь инвалидом и вам придется до конца дней ухаживать за ним.

Воздух в комнате больного казался Габриэль спертым, и она была убеждена, что Эмилю трудно дышать, однако доктор велел держать все окна плотно закрытыми, поскольку, по его мнению, пациенту был вреден сырой воздух. Габриэль поделилась с Элен своей тревогой по поводу слишком медленного выздоровления мужа. Элен, будучи, более опытной в уходе за больными, успокоила ее, напомнив, что доктор дважды пускал кровь Эмилю, пытаясь сбить температуру, и поэтому требуется значительное время для того, чтобы больной восстановил свои силы. Она убедила Габриэль, что дело идет к выздоровлению. Когда Доминик прислал письмо, написанное в раздраженном тоне, требуя срочно сообщить ему, как долго еще продлится визит его невестки, Элен ответила ему с необычной для нее твердостью и решительностью, сообщив, что останется там, где в ее помощи более всего нуждаются.

Если бы не доброта Элен и ее самоотверженная помощь, Габриэль пришлось бы очень трудно. Когда Эмиль начал понемногу поправляться, он стал требовать, чтобы его жена постоянно находилась рядом с ним. Он сделался раздражительным и капризным, что вообще-то свойственно крепким мужчинам, перенесшим внезапно навалившуюся на них серьезную болезнь и идущим на поправку. Только одной Элен удалось успокоить его и привести в душевное равновесие; постепенно она завоевала его доверие, и их отношения стали настолько добрыми, что Эмиль позволял Габриэль время от времени отлучаться из дома. Конечно, Эмиль даже не подозревал, что его жена в таких случаях шла прямиком в его контору, где занималась деловой перепиской, принимала заказы на поставки шелка-сырца и встречалась с деловыми партнерами. Дела шли своим чередом, служащий конторы и староста рабочих фермы сработались с Габриэль и не имели ничего против того, что она руководила фермой. Каждый раз, когда они посещали хозяина и тот давал им распоряжение по текущим делам, оба мужчины обращались к Габриэль за подтверждением необходимости выполнения того или иного указания. Эмиль читал теперь всю корреспонденцию, особенно те письма, которые служащий приносил ему на подпись; он был очень рад, услышав от старосты хорошие новости о том, что на ферме получен прекрасный урожай коконов для изготовления шелка-сырца… Их кипятили в специальном растворе для удаления клейких веществ, чтобы получить шелк — этот производственный процесс мало изменился за несколько тысячелетий и, пожалуй, возник еще при императрице Цы Линь Ши. Эмиль, в свою очередь, сразу же сообщил радостную новость жене, занявшей свое место у его постели с рукоделием в руках, и Габриэль улыбнулась ему в ответ, как будто услышала об этом впервые.

Среди клиентов и заказчиков, посетивших контору за время болезни Эмиля, была лишь одна женщина, мадам Хуанвиль. Эта вдова, дама средних лет, владела четырьмя ткацкими станками и решила напрямую закупать шелк-сырец для своего маленького производства, а затем самостоятельно торговать тканями на рынке, отказавшись от посредничества коммерсантов.

— Мне приятно вести с вами дела, мадам Вальмон, — призналась эта дама после того, как были оговорены цена и срок поставок. — Я сожалею, конечно, что ваш муж болен, но вы являетесь живым, свидетельством того, что мы, женщины, обладаем деловой хваткой:

— Я с удовольствием посетила бы вашу мастерскую. Вы не возражаете, если я как-нибудь заеду к вам, когда буду в Лионе?

— Я буду счастлива видеть вас у себя. Я нанимаю к себе только женщин, таких же, как я, которые сами зарабатывают себе на жизнь, оставшись вдовами или будучи обманутыми и покинутыми своими мужьями.