Чудовищный сговор - Марина Серова

– Я хвост обязательно погашу, – пообещал Антон. – В смысле отдам долг.

– Это терпит, – согласилась я. – Если не торопишься, давай посидим вон на той лавочке и немного поболтаем.

Мы не торопясь прошли по пыльному скверу в самый дальний его конец, где почти не было прохожих, и устроились в тени огромного дуба.

– Это вы Славкин магнитофон отжали? – с видимой заинтересованностью осведомился Антон. – Как же вам это удалось?

– Секрет фирмы. Что ж ты тогда сразу не сказал, что это чужая вещь?

Антон пожал плечами.

– Вы же помните, как эта мегера к нам ворвалась! Тут уж было не до объяснений!

Я вынула сигарету и закурила. Антон недовольно поморщился, но возражать на этот раз не стал – не те обстоятельства.

С первой же затяжки меня осенило. Ну да, конечно! Вот глупая лошадь, как же это я сразу не дотумкала, все ведь так просто!

Стараясь не выдать охватившего меня возбуждения, я еще минуту-другую потрепалась о какой-то невнятной ерунде, а потом исподволь, не торопясь, приступила к самому главному, стараясь формулировать вопросы так, чтобы не вызвать у Антона удивления – а на фига мне нужна эта информация?

Да-да, теперь все стало на свои места. Замысловатая фигура, которая металась перед моим внутренним взором во время релаксации, обрела четкие очертания. Я ясно видела ее лицо и понимала, почему оно двоилось.

Просто наше подсознание говорит с нами на своем языке – языке особых образов, который древнее, чем язык разговорный. И если мы чего-то не понимаем, это означает лишь то, что у нас плохой «внутренний переводчик» с визуального ряда на логический.

Теперь я видела, что моя подкорка, уловив загадочное ощущение, «обработала» его в недрах подсознания и выдала мне ту самую картинку.

Это и был правильный, наиболее полный и подробный ответ, который я просто не смогла расшифровать. А ведь стоило чуть-чуть пораскинуть мозгами!

– А почему ты не живешь со своими родителями? – спросила я Антона.

– С родителями? – как бы впервые задумался парень над таким вопросом. – Не так-то все просто. Я воспитывался в Люберцах у одной одинокой библиотекарши. Она была со мной очень ласкова, но никогда не говорила об отце. Лучше бы она придумала какую-нибудь легенду, тогда я бы смирился, хоть на время…

Впрочем, я не особенно комплексовал – мало ли вокруг семей, где дети росли без отца! Но однажды я подслушал разговор пьяных соседей по дому и понял, что дело обстоит еще круче!

Эти свиньи трепались насчет того, что я – приемный! Представляете мое состояние?

– Разве это имело какое-то значение, если у вас были нормальные отношения?

– Сейчас-то я понимаю, что нет, – согласился со мной Антон. – Но тогда все во мне вскипело. Я стал вести себя по-другому, озлобился. Мама не понимала, что со мной происходит, пыталась вызвать меня на разговор, на откровенность, но я продолжал играть свою новую роль. Вот и доигрался.

Однажды, когда мама была на работе, я залез в шкатулку, где хранились документы. Обычно она запиралась на ключ, но я тайком проследил, куда мама его прячет. И, едва лишь за ней закрылась дверь, ринулся навстречу разгадке своего происхождения.

Не буду скрывать – мне иногда казалось, что я сын какого-то очень известного человека. Мне рисовались головокружительные перспективы – я нахожу своего отца, являюсь перед ним, он просит у меня прощения. А дальше начинается новая жизнь, полная радостей и богатства, – не то что наше полунищенское прозябание в Люберцах на ставку библиотекарши и какие-то копейки, которые мама получала в виде надбавки за ведение кружка «Умелые руки».

Но все оказалось куда более тривиальным. Перебрав ветхий ворох пожелтевших справок, я обнаружил потертый на краях листок.

В нем было четко сказано, что мама берет на себя обязательства по воспитанию ребенка – дальше было проставлено мое имя. И больше никакой информации. Очевидно, моя карточка с подлинным именем хранится в доме ребенка, где мама меня и присмотрела.

Но дальше – больше.

Однажды, когда я вернулся из пионерлагеря – кстати, там меня в первый раз и совратили, – я застал маму в совершенно расстроенных чувствах.

Она наотрез отказывалась говорить о том, что произошло за время моего отсутствия, и на все мои вопросы отделывалась пустыми словами.

Но я уже чуял, что произошло нечто экстраординарное. Выбрав удобный момент, я подкатил к соседям с расспросами. Они обычно напивались в пятницу вечером, после окончания рабочей недели и не просыхали до утра понедельника. Что-то внятное от них можно было услышать именно в пятницу, пока они еще окончательно не залили глаза. Я изобрел какой-то хитроумный предлог и в результате очутился с ними за одним столом.

Муж и жена, жившие напротив нашего дома, уже приканчивали вторую поллитру. Момент был самым подходящим, и, опрокинув для храбрости стопку водки, я задал интересующий меня вопрос.

К третьему стакану я уже кое-что знал. Все остальное помню как в бреду. Наутро я проснулся в коридоре собственного дома, у меня не хватило сил добраться до кровати. Можете представить, в каком виде была моя одежда. Хорошо, что мамы не было дома – она как раз уехала в Москву пополнять фонды люберецкой библиотеки.

Припав к бочке, в которой мама засаливала огурцы, я пил рассол глоток за глотком и пытался понять – было ли правдой то, что я услышал, или это лишь пьяный бред соседей? Может, я и сам чего навыдумывал?

Но не стоило себя обманывать. Лишь к обеду, высосав две бутылки кислого пива местного производства, я смог взглянуть правде в глаза.

Дело обстояло следующим образом. Приезжала какая-то полная женщина, соседи говорили: «Твоя настоящая мать, Антоха, вида вполне культурного».

Чего уж она хотела, сложно сказать. Наверное, зов крови…

Так или иначе, разразился скандал. Моя мама – тьфу, я уже путаюсь – ну, Люся, которая библиотекарша, – выгнала ее и сказала, что поезд, мол, уже давно ушел и надо было думать раньше.

Соседи говорили, что крик стоял на всю округу. Люся была взбешена тем, что приезжая смогла выяснить, где находится ее сын, которого она когда-то сдала в дом ребенка. Люся кричала, что та подкупила персонал и за такие дела им придется отвечать перед судом.

Наконец «моя настоящая мать» уехала несолоно хлебавши. Соседи также рассказали мне, что Люся потом еще долго причитала во дворе, и они смогли расслышать, что приезжая прихватила с собой одну из моих фотографий. Мама так сильно рыдала, что соседи успокоили ее лишь с помощью самогонки, хотя раньше я ни разу не видел, чтобы она прикладывалась к рюмочке.

А между тем время шло и меняло все вокруг нас. Библиотека потихоньку стала хиреть, денег отпускали все меньше и меньше, наконец решили закрыть ее совсем. Мама была в шоке, но фирма, которая купила здание, предложила ей новую работу.