Кто проспал начало войны? - Олег Козинкин

Итак, мы видим следующую картину. В штабы западных округов 15 июня из Москвы приходили телеграммы о выдвижении поднятых по тревоге частей в «районы сосредоточения» на «учения» (что по факту уже означает приведение частей этих округов в «полную боевую готовность», т. к. без приведения в боевую готовность невозможно отправить воинскую часть даже на учения). Командование этих округов отдавало приказы по округу частям второго эшелона, уже почти месяц укомплектованным личным составом и техникой для ведения войны на выдвижение этих частей на заранее определенные рубежи обороны к границе. Некоторые части, напротив, отводились от границы на заранее подготовленные рубежи (были ведь и части первого эшелона, находящиеся непосредственно у самой границы).

Однако при этом в целях маскировки разным частям предписывалось начинать выдвижение в разные дни — 17 и 18 июня 1941 года, и только командующие армиями должны были знать точное содержание телеграмм-приказов, директив из Москвы. Остальным офицерам сообщалось, что части убывают «на учения».

Также разным частям ставилось разное расчетное время прибытия на рубежи обороны.

Например, «..31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте…» (в Коростене). Коростень находится в 300 км от границы и в 250 км от Ковеля по прямой (по дорогам от Коростеня до Ковеля около 300 км). Корпус должен был выйти из Коростеня 17–18 июня и прибыть в Ковель к 28 июня. 10 дней отводилось стрелковому корпусу на то, чтобы пройти 300 км. 30 км в сутки, «…от восьми до двенадцати ночных переходов…».

Если перебрасывать войска пешком, как это частенько бывало в ходе войны, то как раз 10 дней и надо на такой переход. Но в предвоенной армии должны были быть машины для перевозки личного состава, и даже в ночное время вполне можно проехать гораздо больше 30 км! Но самое главное то, что Ковель находится всего в 60 км от границы и связан с пограничными пунктами шоссе и железной дорогой. Интересно, сколько времени отводило командование КОВО приграничным частям первого эшелона на оборону Ковеля, если определяло время прибытия частям второго эшелона аж почти через неделю после нападения? Возможно, генералы считали, что за эти дни противник еще не продвинется так далеко в глубь страны. Возможно, еще сомневались в Кремле, что нападение произойдет именно 22 июня. А возможно, что даты прибытия в том же КОВО были назначены умышленно. При таком разбросе времени стрелковые корпуса после 22 июня не имели времени элементарно занять оборону и окопаться, не говоря уже о разведке местности и т. п. мероприятиях, вследствие чего вступали в бой с марша и были разгромлены по частям.

Впрочем, сроки маршей при необходимости можно было сократить, и в действительности эти сроки были изменены 18 июня приказами из ГШ (подробнее об этих приказах, подписанных Ватутиным, в главе о «протоколах Павлова»).

Вместе с приказами из Москвы на выдвижение частей второго эшелона «в районы сосредоточения» на «учения», а потом и на приведение оставшихся частей в «полную боевую готовность» командованию западных округов уже 15 июня 1941 года сообщалась вероятная дата нападения — 22 июня. Но командование КОВО ставит задачу частям округа прибыть в места сосредоточения к концу месяца. Сначала Кирпонос готов начать войну уже 10 июня и дает команды занять «предполье», за что получает нагоняй из Москвы, но, получив точные указания из Москвы на выдвижение 15 июня, дает команду частям преодолеть расстояние в 300 км аж за 10 суток! Жаль не пишет Баграмян, кто установил сроки выхода к границе для этих стрелковых корпусов — Москва или сам командующий Киевского Особого округа генерал-полковник М.П. Кирпонос, при котором и служил начальником оперативного отдела округа полковник И. X. Баграмян?

Почему я уверен, что командование западных округов, возможно, уже 15 июня (и точно — 18 июня) знало вероятную дату нападения? Об этом говорится в вопросе, поставленном перед генералами (и в их числе — генерал Пуркаев, начальник штаба КОВО на 22 июня) уже после войны: «С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?» Дело в том, что выход на границу осуществлялся в соответствии с Директивами НКО и ГШ от 13–18 июня, и 18 июня было дано прямое указание доложить о выполнении к 24:00 21 июня (об этом в последующих главах).

Может быть, рядовым командирам, как тому же замполиту танкового батальона ПрибОВО, и говорили 15 июня, что они убывают «на учения», но командующие округов, а от них и командующие армиями должны четко представлять себе, для чего их части убывают к границе. Знали о дате нападения командующие округов, и уж тем более знали о ней начальник Генерального штаба и нарком обороны. Наверняка они были извещены лично Сталиным, который и дал команду с 15 июня двинуть к границе войска второго эшелона — после того, как в газетах 14 июня было опубликовано то самое «Сообщение ТАСС», которое якобы дезориентировало командиров РККА и на которое Гитлер не дал никакого ответа.

Именно после молчания Гитлера в ответ на «Сообщение ТАСС» от 13–14 июня и дает Сталин команду двигать войска к границе с 15 июня!

И Г.К. Жуков в своих мемуарах подтверждает, что Тимошенко имел со Сталиным разговор 14 июня по телефону. Командование округов 15 июня получили телеграммы-директивы о начале выдвижения отдельных частей второго эшелона «на учения». А уже точное время было указано всем трем округам одновременно телеграммой Генштаба от 18 июня, о которой на суде по делу Павлова сказал начальник связи ЗапОВО генерал Григорьев.

После этого в Прибалтике и на Украине командованием были отданы сначала необходимые приказы частям второго эшелона начиная с 15 июня выдвигаться к рубежам обороны к границе, в «районы сосредоточения» (еще раз напомню, что невозможно провести «учения», не приводя части как минимум в «повышенную БГ»). А затем, после 18 июня, стали приводиться в боевую готовность и остальные войска этих двух округов. И тем более должны были быть подняты по тревоге и убыть на рубежи обороны оставшиеся части второго эшелона — 4 механизированных корпуса КОВО, что должны были убыть вместе со стрелковыми корпусами согласно майской Директиве. И все оставшиеся части в том числе. Правда, стрелковым частям второго эшелона в КОВО давалось «от восьми до двенадцати ночных переходов», и некоторые из них должны были прибыть в районы сосредоточения и обороны аж через 8 дней после 22 июня. Но получается, что некоторые механизированные корпуса вообще остались в местах довоенной дислокации?

Однако получив 18 июня распоряжения о приведении в «боевую готовность» всех частей своих округов и точную дату нападения — 22 июня, у командования западных округов было время дать команды на ускорение маршей для своевременного прибытия стрелковых частей второго эшелона в районы сосредоточения и для занятия рубежей обороны в 30–50 км от границы, как было предусмотрено Директивой Наркомата обороны от начала мая 1941 года. Ведь еще в начале мая округа получили «…оперативную директиву Народного комиссара обороны, которая определила задачи войск округа на случай внезапного нападения гитлеровцев на нашу страну…», в которой действия округов расписывались достаточно подробно. Согласно этой майской Директиве в округах к концу мая должны были отработать новые «Планы прикрытия» и ждать отдельного приказа на введение в действие этих Планов. В частях второго эшелона, что начали выдвигаться к границе после 15 июня, находились представители оперативного отдела штаба округа, подчиненные полковника Баграмяна.